А более всего меня поразило то, что нам доброжелательно и подробно указывали дорогу. Я уже не удивился, увидев на повороте огромный каменный столб с вырезанной до последней чешуйки драконьей головой.
Даже драконы были расслаблено беззаботными. Когда Винд предложил свернуть с дороги и устроить привал на берегу речушки, которую они учуяли, я и Дикке согласились с одинаковым энтузиазмом: погожий денек располагал к неге и лени.
Я смотрел на Дикке, распластавшуюся на тонюсенькой ветке над ручьем, и подкарауливающую с острогой рыбу, — и все отчетливее понимал, что мой поход безнадежен.
Людям иногда удавалось убить дракона. Иногда, — даже честно… Уж я-то знаю!
И с Виндом я возможно справился бы, а с драконом, который в несколько раз опытнее его? Говорят, Хранитель — это дракон, проживший тысячу лет и победивший в тысяче схваток. Если это так, то дело совсем плохо…
Потому что старых и дряхлых драконов попросту не бывает! Первая же слабость в схватке оказывается и последней. А уж этот Скай еще достаточно свеж, что бы даже интересоваться девушками!
— Винд, сколько живут драконы?
— Пока не умрут, — равнодушно отозвался дракон, не оборачиваясь и насаживая рыбу на прутик.
А ты что хотел? Еще никто не слышал, что бы дракон умер от старости: по их понятиям — жить достоин только сильный!
Солдат ли, наемник, ловец удачи — каждый все равно надеется, что когда-нибудь у него будет свой дом, и он окончит свои дни убеленный сединами, в своей постели, успев попотчевать внуков байками о своей бурной молодости…
У драконов не бывает дома. Не бывает постели. Не бывает внуков…
Они живут, зная, что как бы силен ты не был — однажды придет тот, кто убьет тебя…
Каково это жить, — зная, что каждый день — последний?..
Глупо, но из-за заявления Винда, я почувствовал себя виноватым перед ним. Для ящерицы он ведь, в сущности, хороший парень, и мы могли бы стать друзьями.
Если бы он не был драконом…
Все равно, — получается, что я могу сгубить не только свою шкуру… Скорее всего, я иду навстречу верной гибели. Но дело точно не в мести. Будь Скай человек, я призвал бы его к суду, потому что даже раба нельзя убивать просто так. Никому.
Кроме дракона…
Я просто не могу смириться. Признать, что какая-то летающая змеюка с гор имеет право распоряжаться чужой жизнью по своей змеючьей прихоти?! Я не могу изменить весь мир, но и быть покорным скотом тоже не собираюсь… Так что свой выбор я сделал: лучше умереть, зная, что ты человек, со своей волей, чем жить быдлом!
Но мы — люди, и мы всегда надеемся! Вот и мне — остается надеяться, что у моего врага в последнее время было не так уж много битв, и у меня тоже будет шанс…
Что это не просто растянутое во времени самоубийство.
Потому что тогда это было бы трусостью…
Темней всего под пламенем свечи. Я был благодарен судьбе за то, что Винд полностью переключился на Дикке, не оставляя себе времени поупражняться в остроумии на мой счет. Было даже интересно слушать как они травят друг другу охотничьи байки, Винд рассказывал о Янтарном море, Славии, где успел побывать в прошлом году, Дикке — о родной Кикладе. Никогда не думал, что стану свидетелем чего-либо подобного! По крайней мере, это отвлекало от своих невеселых раздумий.
Стоило представить себя, бросающего вызов Белому Скаю, как сразу же хотелось повернуть обратно, к привычному, пусть не самому идеальному, но временами весьма удобному миру. Приходилось признать, что много раз я позволял помыкать собой тем или иным способом, так что же задело меня на этот раз? Только то, что здесь был замешан дракон? Но ни Винд, ни Дикке не вызывали у меня ненависти…
В настоящий момент я не стеснялся признать, что они мне даже нравятся: драконы резвились в заводи полноводной Ирсанис, как дети… с шумом, с брызгами, охотясь друг на друга… Сильные, молодые, красивые — да, ими можно было любоваться и восхищаться! Они были бы прекрасной парой. Если бы у драконов были пары…
В стаи сбиваются только самки — беременные или обремененные потомством. Так что скорее всего, если Дикке и допустит его до тела, Винд даже не узнает родился ли у него ребенок, сын или дочь…
Если тот не придет убить его: наш Пифон именно так и получил свои угодья.
Мне почему-то стало грустно. Глупо — самих драконов это ведь не беспокоит…
А может и я оставил где-нибудь на армейских маршах после себя такую же память…
Вдруг вспомнилась не Талла, в объятьях которой я становился мужчиной, как добрый десяток юнцов до и после, и не ее гарнизонные подружки. А сероглазая девчонка из ближайшей к нашему лагерю деревни, когда мы стояли на северной границе. Она тогда даже не плакала…
Наир тоже не плакала, я знаю…
Дикке вышла на берег. Завораживающе гибким движением всего тела стряхнула с себя воду и стала медленно одеваться. Не думал, что драконы могут кокетничать, а ведь она с ним играет, — как кошка, деловито вылизывающаяся на солнышке и вроде даже не замечающая пристальных взглядов соседских котов…
То, что Винд — благодарный зритель, было видно недвусмысленно, но как бы возбужден он не был, продолжения купание не имело. Хотя Дикке, конечно сильна — вон, какие кубики, но она все же женщина… то есть самка, — и он бы с ней справился… И уж точно дело было не во мне: драконы стыда не знают. Оказывается, даже у их права силы есть исключения…
Не такие уж они животные.
Проклятье! В этом драконы честнее, — они хоть своих не трогают!
Зато отыгрываются на нас. И за это я все равно убью Белого Ская. Постараюсь.
— Винд, а Хранителя вообще можно убить? — глупый вопрос: а куда же они тогда все подевались…
Дикке ответила отличительной драконьей ухмылкой. Винд улыбнулся чуть более живо:
— Можно, Тайрен. Все можно убить.
После таких слов хочется толи повеситься, толи и правда хвататься за нож…
Я так и не понял, что разбудило меня в ту ночь. Тем более, что оба дракона реагируют на малейший шорох, — а тут и Винд, и Дикке спали сном младенца, тесно обнявшись друг с другом. Мы шли весь день с хорошей скоростью, и поднялись уже высоко: дорога не прерывалась, и нам не приходилось тратить время на поиски и расчистку зарослей. Кажется, Скаю не привыкать к посетителям!
К этому моменту я уже вполне взвесил свое импульсивное решение и находил его хоть и сумасшедшим, но достойным и справедливым. Видимо, самоуверенность Винда была заразительна, и я относился к завтрашней встрече с Белым Скаем мертвенно спокойно.
До того момента, как я его увидел.
Белый Скай сидел на корточках на нависающей над ущельем ледяной глыбе, опираясь одним коленом на ледник, и сложив руки с длинными острыми когтями на другом. Он был одет в шнурованные сапоги, почти такие же как у Винда штаны с широким поясом, на котором главным украшением был конечно же ритуальный крис, и свободную тунику, открывающую его смуглые мускулистые плечи. Длинные, почти до талии волосы, развевающиеся на пронизывающем, обжигающе холодном ветру, были желтовато-белыми: толи седыми, толи настолько выцветшими…