— Лхарр. Дорогу Лхарру, — приказывала охрана, прокладывая ему путь.
Со всех сторон к нему потянулись руки. Люди хотели дотронуться до него, коснуться его одежды. Телохранители отталкивали их, иногда ударяя по головам станнерами, чтобы подчинились.
— Лхарр вернулся!
— Будьте здоровы, повелитель!
— Да здравствует повелитель!
— Лорд Карн! Лорд Карн!
Карн чувствовал, каким трепетом охвачены люди, как они верят ему, и еще раз дал себе слово не обмануть их ожиданий, быть достойным их доверия.
— Халарек жив! Халарек жив!
Он поднялся на несколько ступеней и оглядел шумную, бурлящую толпу, затем посмотрел напротив, на галерею над главным входом. В центре ее стояла Ларга, маленькая и золотая, и ободряюще улыбалась ему.
«Это мой народ. Я еще не осознал этого, но это так. И они зависят от меня», — думал Карн.
Он откашлялся и заговорил:
— Слухи о моей смерти, как видите, были преждевременны.
По залу прошел вздох облегчения.
— Нам сейчас тяжело, но, пока я жив, вы в безопасности. Я обещаю вам. Харланы захватят этот Дом только тогда, когда никого из Семьи Халареков не останется в живых.
Толпа одобрительно загудела, послышались приветственные крики, в воздух полетели шапки и фартуки. Большего Карн сказать не смог бы, даже если бы хотел. Сойдя с трибуны, он шепнул телохранителям:
— Уходим.
Они прошли через боковую галерею и вышли в холл.
— Теперь я посплю четыре часа, — сказал Карн, — а ты…
— Трин, мой господин, — подсказал охранник.
— Трин, скажи моим генералам, чтобы они ждали меня в библиотеке через четыре с половиной часа. А ты, в обуви не по форме, скажи офицерам домашней охраны, что я встречусь с ними в библиотеке через пять часов.
Карн медленно пошел к лифту. Ему казалось, будто он пробирается по глубокому снегу, который тяжелыми комьями липнет к ногам, затрудняя каждое движение.
— Милорд?
Карн взглянул на третьего солдата, шедшего рядом.
— Милорд, я пойду с вами в ваши покои.
— В мои покои? — удивленно переспросил Карн, смерив его подозрительным взглядом.
— На вас нападали уже четыре раза, милорд. Разве вам не нужна личная охрана?
— Никто из Лхарров Халареков никогда не имел личной охраны. Я не хочу быть первым.
— Слушаюсь, сэр, — солдат вспыхнул и, отдав честь, быстро ушел.
Карн растерянно и смущенно смотрел ему вслед. Может быть, подозрения напрасны, может быть, ловушка, которая снова почудилась ему, — лишь в том унижении, которое испытывает Лхарр, когда не смеет сделать ни шага без охраны в своем собственном замке? Нет, солдат не мог быть наемным убийцей
— он бы не стал так открыто предлагать пойти с ним. Или стал бы? Карн слишком долго находился вне той жестокой игры, какой была вся жизнь на Старкере-4. Он не помнил ее правил. Карн медленно шел по коридору к своей комнате. Она была последней в ряду детских, которые когда-то здесь располагались. Он толкнул дверь. Комната не изменилась. Такой он ее и помнил: узкий, длинный серый прямоугольник с жесткой узкой кроватью, единственным стулом, маленьким столиком и одной полкой старых потрепанных книг. Только картины с изображением других планет яркими пятнами выделялись на стенах. Это были и написанные красками космические пейзажи, и вырезки из журналов и школьных учебников. Карн сел на край кровати, стянул с себя обувь, лег и закрыл глаза.
Маленький пушистый белый комочек внезапно зашевелился под рукой Карна, ворочаясь и перекатываясь. Затем послышалось повизгивание: «Ухл, ухл! Ухл, ухл!» Карн вскочил, на смену сну моментально пришел страх, рука нащупала станнер. Затем наткнулся на зверька, поднял его и поднес к лицу.
— Вики! Это ты, старик?
Шесть маленьких покрытых кожей лапок и длинный тонкий хвост показались из мохнатого шарика, и два невероятно серых глаза в черных ободках уставились на Карна. Выскользнув из его рук, зверек обвил лапками и хвостом его лицо и шею и стал лизать его.
— Эй! Ты меня задушишь! — Карн стряхнул Вики. Рот был набит белой шерстью.
Халарек снова лег, посадив зверька на руку.
— Я так рад тебя видеть, — зашептал он в то место, где, как ему всегда казалось, должны быть ушки ухла-ухла, — я был уверен, что такой старичок, как ты, уже давно присоединился к своим предкам.
Зверек устроился поудобнее, вытянув хвост по руке Карна к его плечу, и, не переставая лизать хозяина, закрыл глаза.
Очень скоро Карна разбудил стук в дверь. Открыв глаза, он лежал несколько минут, вспоминая, где он и что должен делать. Затем встал, поправил форму, пригладил рукой волосы и вышел.
Трин ждал его в холле.
— Генералы собрались в библиотеке, милорд.
— Спасибо, Трин. Распорядись, чтобы мне принесли завтрак.
Чтобы проснуться, Карн прошел по лестнице вниз и сделал несколько упражнений, разгоняя кровь. Туман в голове рассеялся. Карн спустился на четвертый уровень и, подойдя к тяжелой двери библиотеки, остановился и еще раз одернул китель и пригладил волосы. Закрыв глаза, он представил, каким сильным и властным он становится.
«Офицер-пацифик должен быть уверенным и властным или убедительно создавать иллюзию такового. Научитесь технике перевоплощения, играйте вашу роль так же убедительно, как хороший актер, и скоро иллюзия станет реальностью».
Ему же нужна была эта реальность немедленно. Карн толкнул дверь. Оглядев комнату, он увидел стеллажи книг вдоль стен, дверь в другой коридор, витую железную лестницу, которую можно было передвигать на тележке, длинный стол Трева Халарека, за которым он много лет работал. Стол был старый, полированные поверхности вытерлись. Еще одна железная лестница, за массивной дверью, вела к покоям Лхарра. Карн отвернулся: Трев Халарек был мертв, а он, Карн Халарек, еще не был официально признан его преемником.
В глубоком кресле перед камином сидела Ларга Алиша, а перед ней, с листком бумаги в руках, склонился Эстрот Бринд, верный советник ее мужа, прослуживший у него более двадцати лет. Карн сразу узнал и генерала Шенна
— он был другом отца с детства. Остальные присутствующие не были знакомы ему, и Халарек-младший думал, как, обращаясь к ним при необходимости, не показать, что он не знает их имен. Он чувствовал себя так, будто шел по тонкой проволоке над пропастью. Один неверный шаг — и катастрофа.
— Прошу прощения, мой господин, — услышал Карн детский голос.
Он посторонился и пропустил мальчика — пажа лет семи, несшего поднос с завтраком. Поставив поднос на стол, маленький слуга вежливо поклонился и выскользнул в другую дверь. В то же мгновение в комнату вошли два офицера лет пятидесяти, один — маленького роста, плотный, другой — высокий, широкоплечий. Коренастый тяжело дышал.