– Я слышал про эту историю, – задумчиво сказал Жуга. – Про то, как он порвал две первые цепи и гномы сковали третью. Какая-то чепуха про кошачьи шаги и корни гор.
– Не чепуха, – Ашедук важно поднял палец и почему-то долго на него смотрел. Вздохнул. – Далеко не чепуха. Лединг и Дромми были из металла. А Глейпнир сделали из корней гор, шума кошачьих шагов, бород женщин, слюны птиц, голоса рыб и сухожилий медведей. Кошачьи шаги с тех пор бесшумны, у женщин нет бород, у гор – корней, у птиц – слюны, у медведей – сухожилий, а у рыб – голоса.
Травник усмехнулся, провёл рукой по волосам. Усмехнулся опять.
– Я кажется с ума сойду от этих странных оборотов, – сказал он. – Ну, что касается корней у гор, то вам виднее, я под ними не копал. Слюна у птиц, я думаю, имеется, да и сухожилия у медведя тоже, так что тут вы маху дали. Занимательно, конечно, только что с того?
Гном усмехнулся:
– А кто говорит, что у Локи были только эти дети? Никто не может знать, где он шатался между делом.
Жуга склонил голову набок:
– Не понимаю…
– А Слейпнир?
– А что – Слейпнир?
– Слейпнир, конь Одина, – двараг смотрел на травника глаза в глаза. – Ты знаешь, откуда он взялся? Однажды великан Гримтурсен подрядился строить стену вокруг Асгарда, а в уплату потребовал Фрею. Локи тогда выторговал у него, что если к назначенному сроку хотя бы одна часть стены не будет достроена, тот ничего не получит. Стену он тогда почти достроил – его конь уж больно хорошо ему помогал, и боги в страхе на Локи наехали, дескать, спасай, а то убьём. И вот, когда великан повёз в Асгард последний воз с камнями, из леса вдруг выбежала кобылица. Конь оборвал постромки и припустил за ней, великан понял, что его надули, в ярости напал на богов и Тор его пришиб. Жеребец исчез. А что касается Локи, который и превращался в ту кобылу, – то он впопыхах заколдовал себя на такой длинный срок, что ещё примерно с год оставался лошадью и произвел на свет жеребенка с восемью ногами. Это и был Слейпнир. Что скажешь теперь?
Травник невольно улыбнулся рассказанной гномом истории.
– Забавно получается, – сказал он. – Локи доверяли все секреты, порой просили помочь, он спасал Асов едва ли не чаще, чем дурачился над ними, хитрец, бог-джокер, непостоянный, как его огонь… Если так пойдёт и дальше, то ещё немного, и он начнёт мне нравиться.
– Да? – Ашедук поднял бровь. – А между тем он дошутился – довёл до гибели Бальдура, да ещё и похвастался этим на пиру. Асы приковали Локи к скале…
– Это я знаю, – отмахнулся Жуга. – Змея и всё такое прочее. Не так уж страшно, если вдуматься, по сравненью с тем, что иногда творится на земле. Я видел, как людей сажали на кол – куда богам до этакой жестокости! Зачем ты мне рассказываешь эти старые истории, двараг? Про богов, которые ушли, которые уйдут, которых не было? Клянёшь меня за то, что я загнал Чёрного Лиса обратно? Или боишься, что он вырвется опять?
– Как знать, Лис, как знать, – серые глаза Ашедука были непроницаемо серьёзны. – Давно прошли те времена, когда все жили в покое и тишине, и Асы веселились на зеленом лугу, играя золотыми фигурками на золотой доске. Для таких перемен потребны ум и немалая смелость: как знать, чего ждать от них – добра или худа?
– Переменится – увидим.
– Ты так ничего и не понял, – вздохнул двараг. – Ладно. Закончим в другой раз. Пить будешь?
Жуга подумал.
– Буду, – сказал он.
Все трое вновь наполнили рога, и нить беседы разорвалась. Вскоре Ашедук поднялся и ушёл, а через некоторое время и травник почувствовал настоятельную потребность выйти. Он встал и, пробираясь меж сидящими людьми, направился к двери.
Снаружи было холодно. Шторм разыгрался не на шутку. Ветер рвал накидку травника, швырял в глаза песок и снежную крупу. По небу распластались тучи, вздыбленное море пенилось волнами. Уже стемнело, морская вода цветом походила на измятое железо. Жуга мысленно порадовался, что они сейчас на суше, бросил взгляд на кнорр, укрытый парусом и вытащенный на берег, на тёмные коробки хлевов и сараев, поёжился и поспешил вернуться в дом.
Дом встретил травника теплом и мягким струнным перебором – Вильяма всё-таки раскрутили на песню, причём, на что-то героическое. Большинство понимали по-английски, остальным Яльмар шёпотом переводил. Жуга вознамерился было пройти обратно на своё насиженное место, но в этот миг вдруг замер, услыхав откуда-то из-за стены еле слышный плач и всхлипывания. Он огляделся. В тёмном коридоре негде было спрятаться. Жуга повернул назад и с удивлением обнаружил там маленькую дверь, которую он раньше почему-то проглядел. Звуки доносились оттуда. Помедлив, Жуга толкнул её, пригнулся и решительно забрался внутрь.
Плач сразу смолк. Травник шагнул вперёд и огляделся.
Здесь было пыльно и темно. Уставленный корзинами и мешками захламлённый чулан казался холодным и безжизненным. С потолка свисали верёвки, старые сети и паутина. Пахло плесенью.
– Кто здесь?
Что-то шевельнулось возле бочки под рогожей. Жуга присел на корточки и потянул за край. Мешковина поползла вниз, открывая бледное лицо в мокрых дорожках от слёз.
– Ты?..
– Не смотри на меня! – Кай попытался прикрыться волосами. Не получилось – пальцы хватанули пустоту. Он всхлипнул и забился дальше в угол. Упёрся в стену и потупился. Слёзы потекли опять.
– Что ты тут делаешь?
– Что, что… Реву! – угрюмо буркнул тот и отвернулся. Хлюпнул носом. – Уйди. Оставь меня! Чего тебе с другими не сидится?
Травник протянул к нему руку. Коснулся плеча.
– Кай, я…
– Нет! – вдруг тихо вскрикнул тот и вжался в стену. Расслабился. – Не надо, – сказал он уже тише. – Это имя… Я не хочу его. Оно холодное, пустое! Оно не отзывается в душе… Как будто сердце стало изо льда! – он потряс головой. – Оно… не моё!
Он умолк и лишь сидел, размазывая слёзы по щекам. Жуга огляделся, перевернул пустую корзину, уселся на неё и стал ждать, понадеявшись, что тот вскоре заговорит опять. Так оно и вышло.
– Я не знала… – запинаясь и глотая слёзы, говорил Кай. – Я не знал, что это так больно… так обидно – сделаться никем. Я не знал… не думал, что имя так много значит! Я… теперь не Герта. А кто я? – он поднял к травнику заплаканное лицо. – Кто?
Жуга помедлил и слез с корзины. Сел рядом с Каем на пол у стены. Протянул руку. Кай напрягся, но затем сам придвинулся ближе и привалился к его плечу. Вздохнул. Вскоре он уже перестал вздрагивать и успокоился.
– Знаешь, – медленно сказал Жуга, – до встречи с тобой я как-то не задумывался, что вовсе не обязательно на самом деле быть мужчиной или женщиной. Достаточно просто убедить в этом себя. А вот когда удаётся убедить в этом и других, то… плохо дело.
