— Я понимаю, — серьезно ответил он. — Мальчик, я пошлю кого-нибудь забрать эти вещи. Потом можешь увезти упряжку и фургон в конюшню.
— Да, сэр, — ответил Персеверанс.
Затем, к моему удивлению, Рэвел поднял мою сумку, взял меня на руки и понес к дому. Он был высокий мужчина, выше отца, и ему было легко нести меня и мои вещи. Я устала, мне было трудно сидеть прямо в его руках. Мой лоб потерся о его щеку, и я удивилась, что она такая же гладкая, как и мои щеки. И пахло от него замечательно, как от розы, но с тонким ароматом специй. Не задумываясь, я сказала ему:
— От вас так чудесно пахнет!
На его худом лице озабоченность сменилась улыбкой.
— Приятно слышать, леди Би. Я сам смешиваю душистые масла для себя. Быть может, когда-нибудь вы поможете мне сделать это?
— С удовольствием! — объявила я с искренним восторгом.
— Договорились. Когда я начал здесь работать, ваша мать научила меня смешивать разные ароматы. Будет только справедливо, если я передам вам то, чему она учила меня.
Я сидела на его руке, дрожа от холода. Свободной рукой он открыл дверь и, не останавливаясь, пронес меня через прихожую, по коридору, прямо в мою комнату. Кэфл только что закончила разжигать камин, и Рэвел опустил меня перед ним.
— Она вся в снегу! Леди Би! В фургоне не было пледов?
Я слишком устала, чтобы объяснять ей. Пока Кэфл снимала с меня мокрую одежду, Рэвел заговорил.
— Она основательно промерзла. Я попрошу кухарку Натмег прислать поднос с горячей едой и чаем. Ты присмотришь за ней?
Она встревоженно посмотрела на него.
— Леди Шан приказала мне быстро принести ее покупки. Она хочет, что я помогла ей…
— Я найду другого, кто поможет ей, — твердо объявил Рэвел. Он шагнул к двери, помолчал и добавил: — Леди Би, нам не сообщили, что случилось с вашим отцом и Риддлом, и я слегка обеспокоен тем, что они не вернулись вместе с вами.
Он понимал, что его положение не дает ему права спрашивать об этом, но я теперь знала, что он — мой союзник и поделилась той малостью, что знала сама.
— На рынке со мной заговорил нищий. Когда он обнял меня, отец испугался за меня, напал на него и сильно ранил. А потом узнал, что этот нищий — его старый друг. И они с Риддлом унесли нищего через камень на холме Виселиц в замок Баккип, где его могут спасти.
Слуги переглянулись над моей головой, и я поняла, что мой правдивый отчет прозвучал для них полным бредом.
— Как странно! — тихо сказала Кэфл.
— Что ж. Уверен, ваш отец знает, что делает, и Риддл тоже. Очень практичный человек этот Риддл.
Его тон предполагал, что отец мой — человек не всегда практичный. Глупо было бы не согласиться с ним. Он выскользнул за дверь.
К тому времени, как Кэфл помогла мне надеть ночную рубашку, меня била крупная дрожь. Ночная рубашка была красной, сшитая мамой. Кто-то постирал ее и принес в мою комнату. Она сняла с кровати одеяло, прогрела его у огня и обернула вокруг меня. Я не возражала, когда она усадила меня в кресло и пододвинула к камину. В дверь постучали, и вошел мальчик с подносом, полным дымящейся еды. Она поблагодарила его и отпустила. Когда она поставила поднос на низенький столик около меня, я сказала ей:
— Я не забыла про вас. Я привезла вам подарки из города.
В ее глазах загорелся интерес, но она ответила:
— Отложим это на завтра, моя леди. Сегодня вам надо поесть горяченького и лечь в теплую постель. Ваше лицо до сих пор бело-розовое от холода.
Она подняла мой серо-красный платок, одобрительно взвесила на руке тяжелую шерсть и положила его сушиться. Разбирая остальные вещи из моей сумки, она нашла пакеты и безделушки, которые я купила для нее, и сразу же завладела ими, то и дело благодаря меня за то, что я не забыла о ней. Я подумала о платках, которые купила для Рэвела. Понравятся ли они ему? Я вспомнила его запах. Я знала, что ему понравится одна из маминых свечей. Мое сердце сжалось при мысли, что придется расстаться с одной из них, но мне хотелось сделать это. Он заслужил. Кэфл помогла мне лечь в постель, а потом прошлась по комнате, наводя порядок и напевая.
Кажется, я заснула еще до того, как она вышла из комнаты. Проснулась я часа через два. Комнату освещал только огонь в камине. Я попыталась обдумать прошедший день. День, вместивший в себя удивление и кошмар, а потом так внезапно окончившийся! Я не понимала, почему отец не взял меня с собой, и почему этот нищий оказался таким важным. Отец сказал, что это его старый друг. Как это может быть? Но некому было задать эти вопросы. В доме было очень тихо. Я выскользнула из постели, подошла к окну и открыла ставни. Небо было черным, густо падал снег. Или поздняя ночь, или ранее утро. Я не успела проголодаться и совсем выспалась.
Холод дальней дороги еще не покинул меня. Казалось, сами мои кости излучают его. Я пошла к шкафу, чтобы найти одеяло, и обнаружила, что в нем появился новый халат. Я сняла его. Он был сделан из мягкой красной шерсти, на подкладке из волчьего меха. Под ним стояли такие же мягкие сапоги на кожаной подошве. Когда я оделась и обулась, то почувствовала себя гораздо теплее и в полной безопасности.
Сначала я пошла в спальню отца, проверить, не вернулся ли он. Утешения она мне не принесла. Его кровать была пуста, а комната так тщательно прибрана, что она могла принадлежать кому угодно. Или никому совсем.
— Это не настоящее его логово, — тихо пробормотала я.
Я кивнула себе, понимая, куда сейчас должна пойти, чтобы найти все ответы.
Я бесшумно побежала по темным коридорам. Глаза быстро привыкли к темноте, и я добралась до его кабинета, не встретив ни души. Тишина в доме была почти неестественна, будто я была единственным его обитателем. Когда я подошла к двери, то отругала себя за то, что не захватила свечу. Она бы пригодилась, если я собралась искать в его личной библиотеке ключи к моим вопросам. Но когда я вышла из-за угла, то увидела, что дверь его кабинета приоткрыта, и теплый свет огня ласково струится по полу и поднимается по стене.
Я толкнула дверь и заглянула внутрь. За столом никого не было, но в очаге горел сильный огонь. Я вошла в комнату и тихо позвала:
— Отец?
— Я здесь, — ответил он. — Для тебя я всегда здесь.
Огромный серый волк, лежавший у камина, медленно сел. Он зевнул, загнув язык над молочно-белыми зубами, и потянулся так, что показались черные когти на его лапах. Затем он посмотрел на меня своими дикими карими глазами и улыбнулся.
— Волк-Отец?
— Да.
Я во все глаза смотрела на него.
— Не понимаю, — сказала я слабо.
— Ты и не должна, — успокаивающе ответил он. — Понимание, как и почему, бывает редко полезнее понимания того, что вещь просто есть. Я есть.
Его голос был глубоким и спокойным. Я медленно приблизилась к нему. Даже сидя, он был очень высок. Его уши двигались, и он наблюдал, как я подхожу к нему. Когда я подошла достаточно близко, он понюхал меня и сказал:
— Ты боишься.
— На рынке был убийца собак. Мой отец не мог спасти собаку от смерти, он освободил ее только от боли. Потом он убил кого-то, и не убил его, и ушел вместе с ним. И оставил меня одну.
— Ты не одна, когда я с тобой. Я отец, который всегда с тобой.
— Как волк может быть моим отцом?
— Некоторые вещи просто есть, — он снова растянулся перед огнем. — Возможно, я та часть твоего отца, которая никогда не перестает думать о тебе. А может быть, я часть волка, которая не ушла, когда ушел волк.
Он посмотрел на черный резной камень, стоящий на каминной полке. Я тоже посмотрела на него. На нем было вырезано три лица: лицо моего отца, морда волка и… Я долго присматривалась.
— Это был он. Но гораздо старше. Слепой и в шрамах.
— Лишенный запаха. Тогда понятно, почему ушел твой отец. Он должен был сделать это.
— Он был не без запаха. Это был вонючий старый нищий, от него пахло грязью.
— Но у него нет собственного запаха. У тебя и твоего отца — есть. Я много дней провел в его компании, — Волк-Отец посмотрел на меня. — Есть призывы, на которые невозможно не откликнуться, как бы не разрывалось твое сердце.
Я медленно опустилась на пол и села рядом с ним. Я посмотрела на свои ноги, которые стали серыми, с маленькими черными когтями. Халат изменился. Волчий мех, который был внутри него, стал моей шерстью. Я свернулась рядом с ним калачиком и положила подбородок на лапы.
— Он бросил меня. Лишенный запаха для него важнее, чем я.
— Это не так. Его нужда оказалась сильнее. Вот и все. Приходит время, когда каждый детеныш начинает заботиться о себе сам. Ты сделаешь хорошо, если перестанешь тонуть в жалости к себе. Жалость к себе ни к чему не приведет. Не трать на это время. Твой отец вернется. Он всегда возвращается.
— Ты уверен?
— Да, — ответил он твердо. — А пока его нет, здесь буду я.
Он закрыл глаза. Я наблюдала за ним. Огонь грел наши спины, от Волка-Отца хорошо пахло дикими чистыми местами. Я закрыла глаза.
