— Простите меня, господин Мелихаро.
Но, демон, к моему удивлению, вовсе не возопил о своей напрасной жертве и не разразился гневной речью — напротив, лицо его просветлело, и он с явным облегчением воскликнул:
— О, я надеялся, что у вас на это достанет ума! Славьтесь боги небесные и подземные, что за чудная новость!
Искен, напротив, выглядел, как громом пораженный.
— Ты не взяла ее? Но как… Столько усилий, столько риска… — лицо его отражало душевное потрясение, и я никогда не видела молодого чародея таким взволнованным. — Увидеть ее — и отказаться? Я не верю… ты хитришь, Рено! Ты что-то задумала!
Я простодушно развела руками.
— Как видишь, мои руки пусты, Искен. Ты сам говорил, что магистр Арашмбо безрассуден — как можно давать ему в руки столь опасный артефакт? Хоть я и не верю до конца в то, что он намеренно желал меня погубить…
— Не веришь? — Искен, впав в какую-то разновидность отчаяния, вцепился в свои волосы. — Чертово заклятие портала прикончило бы тебя, не расскажи я об уловке с ритуалом кровного братания!
— Быть может, магистр просто об этом не знал, — пожала плечами я. — Ты же сам говорил, что ваша тайная комиссия имела доступ к самым запретным книгам и документам. Но что толку это обсуждать… проще всего узнать правду у самого магистра!
— Ты собираешься к нему вернуться с пустыми руками? — Искен выглядел сбитым с толку окончательно. — И что ты ему скажешь?
Тот же самый вопрос читался и на лице Мелихаро, а магистр Леопольд с беспокойством прибавил: «Вы всегда отличались последовательностью, госпожа Брогардиус, но я впервые вижу, чтобы последовательность так явно входила в противоречие со здравым смыслом!».
— Скажу, что короны там не было, — ответила я, оставив без внимания замечание магистра. — Излишний романтизм заставляет магистра Аршамбо пускаться в авантюры и проявлять безрассудство, но я хочу верить, что в главном он не лжет. Если он и впрямь видит, что чародеи пошли по неверному пути и желает сделать этот мир менее жестоким и подлым, то я хочу остаться при нем, чтобы помогать в его начинаниях. Короны Хромого у него не будет — и это значит, что путь к переменам будет долгим и трудным, но зато он точно будет верным.
— Надеюсь, вы не слишком-то верите в то, что говорите, — с искренним огорчением произнес Мелихаро, и обратился к чародеям, разведя руками:
— Она не передумает, я узнаю это выражение лица. Оно всегда предшествовало самым неудачным ее научным опытам, знаете ли…
— Да что на тебя нашло, Рено?! — Искен смотрел на меня зло и беспомощно. — Что еще за дурацкая затея? Зачем тебе возвращаться в столицу?.. Я до сих пор не знаю, от чего ты бежишь и кто тебя ищет — но в Изгарде ты подвергаешься куда более серьезной опасности, чем где бы то ни было!
Я помолчала, подбирая слова, которые были бы правдивы, но не в той мере, чтобы еще больше встревожить моих спутников.
— Недавно мне преподали урок, — наконец произнесла я, задумчиво и грустно. — Я всегда считала, что недоверчивость спасает мне жизнь, и усердно взращивала ее в себе. Но как-то раз я слишком увлеклась, видя кругом обман и тайный умысел — и на мою совесть лег тяжкий груз. Это был жестокое поучение… очень жестокое. И теперь я должна убедиться, что извлекла из него правильные выводы.
Последние слова я произнесла так твердо и решительно, что оспаривать мое решение никто более не решился.
— Проклятый Каспар! — вознегодовал демон, верно угадавший, о чем я говорю. — Даже из могилы он продолжает морочить вам голову! Вот уж точно — дурная слава, дурная память, да разроют его могилу бродячие псы….
— Каспар мертв? — с недоверием переспросил Искен, резко повернувшись к демону. — Быть того не может!
— О, я тоже не могу до сих пор поверить в то, что мы от него наконец-то избавились! — отвечал с чувством Мелихаро, и все то время, пока мы возвращались по подземной галерее к провалу, ведущему на поверхность, эти двое, позабыв о взаимной неприязни, живо обсуждали гибель Каспара в самых восторженных выражениях.
Зная о том, как ненадежны каменные плиты под нашими ногами, мы передвигались осторожно и миновали опасные места безо всякого ущерба для себя. Подземные переходы были тихи и пустынны, и по дороге нам не встретилось ни единого гоблина. Вначале я решила, что обвал, вызванный Искеном, все еще удерживал их в глубинах подземелий, но вскоре мне пришлось переменить мнение: поравнявшись с проломом, за которым начинался тот самый ход, что вел в логово короля гоблинов, мы, не сговариваясь, остановились, но сколько не прислушивались — ни один звук так и не донесся до наших ушей. Мелихаро, недоверчиво хмурясь, бросил в темноту увесистый камень, и мы услышали, как грязь с чавканьем поглотила его. По всему выходило, что плотина пала под натиском грязевого потока, но к тому времени фонтан магистра Леопольда размыл и заполнил грязью переходы, ведущие вниз, к главному гоблинскому залу. Если нечисть не сумела остановить затопление своих нор, то наверняка погибла в грязи вместе со своим королем.
— И все равно я никогда не признаю, что в этом фонтане было хоть что-то хорошее, — пробурчал Мелихаро, но это не заставило поблекнуть удовлетворенную улыбку магистра Леопольда. Искен же не снизошел до каких-либо комментариев, явно посчитав, что в такой форме истребления гоблинов нет ничего ровным счетом героического, и, следовательно, произошедшее не стоит и малейшей доли его внимания.
…Воздух здесь, на поверхности, был ледяным и свежим, и я с наслаждением вдыхала его, не обращая внимания на то, как коченеют мои изрезанные руки. Счет времени, проведенного в душных храмовых подземельях, был давно уж потерян, и я ничуть не удивилась, когда увидела, что ночь уже подходит к концу — над лесом появилась блекло-розовая полоса.
И для того, чтобы разглядеть, что лошадей наших и след простыл, уже не требовались светящиеся шары или другая магическая иллюминация.
— Дьявольщина, где мой мул? — возмутился магистр Леопольд. — Неужто его сожрали чертовы гоблины?
— Куда вероятнее, что наших коней вместе с поклажей украли местные крестьяне! — промолвил Искен, скрипнув зубами, а демон согласно прибавил:
— У этих разбойников были крайне хитрые рожи! Наверняка они решили, что мы сгинули в подземельях и поживились нашим имуществом безо всяких угрызений совести в счет понесенного от гоблинов ущерба…
И мы, дрожа от холода, направились в сторону Козерогов, кляня и гоблинов, и жителей Козерогов, и усиливающиеся холода. Я готова была поклясться, что видела несколько пролетающих снежинок. Этого следовало ожидать: более ничто не удерживало северный ветер от вторжения в эти края, и нам следовало поторопиться — приход зимы после удивительно долгой осени грозил оказаться резким и безжалостным.
