— А как им вообще удавалось захватывать смекалистых парней вроде тебя?
— Ну, так они хитрые. Они сперва прикидываются, кто мирными гражданами, кто вот такими же искателями приключений — вроде как работают под прикрытием. Выясняют, что к чему, а потом убирают главного, и пока остальные клювами щелкают — выпускают своих монстров. Как говорится, эффект неожиданности. Во всяком случае, у нас так было; может, и другие схемы есть, хирурги — люди творческие. Короче, взглянул я на себя со стороны… и ничего не понял.
— В смысле?
— Ну, что хирурги ничем не отличались от нас, я не понял. Мне вообразилось, что я попал прямо в гнездилище вселенского зла, что заведующий нашим полигоном — монстр, окруженный монстрами, Доктор Мертвая Голова. Ну, сам посуди, если подопытных заживо препарировали или проводили на них различные операции просто чтобы набить руку; отрезали конечности и пришивали обратно, меняя правую и левую сторону местами; вливали в человеческое тело кровь животных; вырезали отдельные органы или, наоборот, добавляли новые, причем не зашивали прооперированных целыми днями, чтобы наблюдать, как приживаются ткани, не заморачиваясь повторным вскрытием…
Лично я попал в лабораторию дрессировки человеко-животных. Сфинксы ведь поначалу агрессивные; их загоняют в клетку с обычными людьми и приучают сражаться, в то время как дрессировщик прикармливает их, защищает в случае необходимости от сокамерника, плюс владеет специальными гипнотическими приемами, которым сфинкс привыкает подчиняться. Короче, двойной стандарт. И как-то так всегда получалось, что между человеком и сфинксом обязательно начиналась бойня; попробуй вытерпи, когда на тебя нападает такая тварь. Но я постепенно понял, что победить мне никогда не позволят — будут вмешиваться при любой угрозе экзотическому созданию до тех пор, пока не натаскают сфинкса на уничтожение чужих. Короче, что-то толкнуло меня пойти непопулярным путем: попытаться тварь приручить. Они запускают ко мне в клетку одного — а мы дружимся, другого — опять обходится без крайностей. В режиме он-лайн всякие фокусы выдумывал, у меня дома и собаки-то никогда не было. Пытался повторять кое-что из гипнотического арсенала хирургов. Правда, иногда отвозили меня в больницу с головы до ног израненного. Но, тем не менее — прецедент. Я чувствовал себя просто победителем мирового заговора: мне бы радоваться, что остатки человечности во мне проснулись, а я гордился, что — как мне казалось — нарушил зловещие планы испытателей…
— Но, когда тебе предложили сотрудничество, ты согласился?
— Какое там! Взялся партизанить! Куда ж без этого новоявленному борцу за справедливость… Мне предложили ассистировать при обходах. Следили, конечно — проверить хотели, но я-то не понимал — ума бог не дал… Я поосвоился в местном крыле лабиринта и при первой же возможности кинулся освобождать подопытных. Конечно, недалеко мы ушли, но шума подняли изрядно: оборудование перебили, сфинксы вылезли на поверхность и разбежались… Ну, вы как раз в то время в госпитале гостили, помните.
— Помним, что много споров было…
— Убить меня или оставить.
— Вроде того.
— Я и сам теперь не знаю, как решил бы на месте Бадмаева. Практика подтверждает, что затраты в случае возни с идиотом гарантированы, а успех — сомнителен…
— Так куда в итоге тебя определили?
— Конечно, к лабораториям меня больше близко не подпускали. Завезли, как я теперь понимаю, в совершенно другую общину и давай муштровать с азов: образование, воспитание, искусства и науки, общественно-полезная деятельность. Как будто хотят из меня в принудительном порядке принца крови сделать. Вот тут-то я понял, что хирургическое вмешательство еще не самое болезненное. Мне объяснили, что если я не возвышусь духом, меня в муку размолотят. Конечно, поначалу я все равно считал себя самым хитрым: думал, прикинусь, что смирился, а сам при случае устрою карусель похлеще, чем со сфинксами — все, до чего дотянусь, расколочу, просто чтоб знали… Но постепенно понял, что придется менять приоритеты. Что мне просто не позволят больше устраивать балаган в приличном обществе. И, когда мне во второй раз предложили сотрудничать с хирургами, в предупреждении, что при малейшем намеке на провокацию меня убьют на месте, не было необходимости. Я уже многое пересмотрел в своей жизни.
Вернулся сюда. Взглянул на все совершенно новыми глазами. Поразился, как мне удалось дожить до своих лет таким незамутненным идиотом…
— Знакомое чувство…
— Искренне благодарен всем, кто занимался со мной, кто терпел, верил и прощал, тратил бесценные условные единицы времени и сил. Что называется, пользуясь случаем, хочу передать привет. И низкий поклон.
— Ну, как говорит Беля, нет благодарности лучше, чем правильно выполненный приказ… Что думаешь об угрозе осады?
— В данный период времени я работаю над модификацией подопытных по специальной программе. Предполагалось сделать акцент на колоссальной мускульной силе и нечувствительности к боли, но я сейчас экспериментирую еще и с отключением некоторых функций головного мозга. Между прочим, удалось установить, что некоторые виды психических заболеваний повышают эффективность человека в бою против габбро. Беля интересовалась результатами исследований и сказала, что я еще сам не до конца понимаю всю проницательность своего вывода. Во всяком случае, надеюсь, мои уроды внесут посильный вклад в защиту таких уникальных созданий, как, прежде всего сфинксы седьмого и тринадцатого питомников… По большому счету, хирургам почти нечего противопоставить габбро, и без помощи извне нам надеяться не на что. Но, похоже, я буду одним из немногих дрессировщиков-операторов, кто присоединится к вам на оборонных рубежах.
— Будем рады сотрудничать.
— Взаимно.
(Стас Ладшев) — Родь, как вообще оказалась возможной угроза целенаправленного нападения габбро на общину? Предполагается, что они не способны видеть людей, дисциплинированно контролирующих свое психологическое состояние, во всяком случае не настолько, чтобы установить постоянное наблюдение за госпиталем.
(Родион Пожалов) — Тут все проще. Беля уверена, да есть и косвенные доказательства, что за нами следят не габбро, а люди. Которые, в свою очередь, вышли на контакт с габбро и сотрудничают с ними.
— Ты хочешь сказать, что кто-то из людей договорился с каменной расой?
— Да.
— И сдал вас?..
— Да.
— Трудно решить, что здесь удивительнее. И кто после этого твари, люди или паразиты? Габбро, по крайней мере, не предают своих.
