Профессор Теодор Хофмайер торопился домой. Спешка и его повышенная нервозность уже несколько раз за сегодняшний день приводили к скандалам и доставили ему много неприятностей. Сначала он сорвался на служителя аэропорта, который чересчур придирчиво, по мнению седобородого ученого мужа, осматривал багаж, затем на таксиста, слишком назойливо предлагающего свои услуги, а уж потом очередь дошла и до его старательной помощницы Генриэты, пытающейся забрать у него Книгу и отвезти ее в университетский музей. Педантичная и законопослушная ассистентка никак не могла понять, что ее уважаемый патрон и учитель готов подвергнуться любому административному взысканию за нарушение правил Ученого Совета, лишь бы соприкоснуться с Истиной, потушить костер познания, бушевавший сейчас у него в крови.
Уважаемый коллегами и даже любимый студентами профессор кафедры античной истории господин Т. Хофмайер прекрасно знал, что его спонтанные, необдуманные действия нарушают введенное им же положение 14в/1, которое гласило: «Все экспонаты, обнаруженные археологическими, этническими и прочими экспедициями, финансированными на средства Университета, являются его собственностью и должны храниться в помещениях Музея, Библиотеки или в научно-исследовательских лабораториях…» Конечно же, он мог в понедельник получить беспрепятственный доступ к заветному тому и с самого раннего утра до закрытия библиотеки наслаждаться упоительными сенсационными сведениями с его пожелтевших от времени страниц, однако сама мысль о том, что целых два дня, долгих сорок восемь часов, он не сможет прикоснуться к таинству, сводила с ума и толкала на глупости.
Книга была написана на герканском языке конца четырнадцатого столетия и читалась относительно легко. Он изучал ее в поезде и в самолете и даже хотел взять такси, а не ехать домой на собственной машине, припаркованной на стоянке аэропорта, но только врожденная филанийская бережливость, ставшая в мировой культуре символом жадности, и нежелание показывать находку случайному человеку, таксисту, заставили его отказаться от безумной идеи и отложить момент соприкосновения с неизвестным на время, необходимое для поездки от Фальтерберга до Гуппертайля.
Теодор, которого мама в детстве звала «осторожный Тео», а коллеги считали педантом и перестраховщиком, выжимал из старого, видавшего лучшие дни энергомобиля не менее 120 км в час, и это несмотря на скользкую от дождя трассу и установленные через каждые двадцать километров видеокамеры, фиксирующие скорость движения.
«Да, лихачество влетит мне в копеечку», – размышлял профессор в преддверии получения счетов из городской управы, но он знал, игра стоит свеч. Ему не терпелось поскорее приехать домой, разжечь камин и, погрузившись в мягкое кресло, читать, читать, читать…
Известие о том, что Ученый Совет назначил именно его научным руководителем экспедиции в один из отдаленных монастырей где-то на границе Шеварии и Восточной Геркании, было воспринято профессором Хофмайером с нескрываемым отвращением. Во-первых, как любой порядочный филаниец, он не любил герканцев с их протяжным и лающе-каркающим диалектом. Во-вторых, это означало, что на раскопки, проводимые на южном побережье славящегося своими курортами Кольбера, вместо него поедет выскочка Никман, которого он несколько раз публично обвинял в безответственном подходе к трактовке исторических фактов, «археоложестве» и прочих грехах. Но основная причина недовольства заключалась в том, что экспедиция обещала быть весьма скучной, серой и малорезультативной.
Как-то дождливым ноябрьским вечером монахи перебрали пива вперемешку с «глювайном» и в поисках новых порций спиртного случайно обнаружили вход в тайное книгохранилище, о котором никто и не помнил несколько последних сотен лет.
«Обычная, скучная библиографическая экспедиция, – думал профессор по дороге в монастырь. – Если повезет, то управимся за три-четыре дня: составим опись книг, нотацию с кратким содержанием, упакуем находки и обратно в Фальтерберг. Если не позволять ленивым ассистентам пить слишком много пива и долго болтать со словоохотливыми монахами, то до выходных управимся». Он не изменил своего скептического мнения и по приезде. Большинство томов было или малоценными копиями уже известных церковных трудов, или перепиской местных ландсграфов с монастырем и многочисленными вассалами. Ничего интересного: давно известные или второстепенные исторические факты.
Книгу он обнаружил лишь в последний день, точнее, не он, а его ассистентка Генриэта. Глупая девчонка посчитала бесценный труд кучей никчемного мусора и собиралась оставить том в потрепанном кожаном переплете в монастыре, и только благодаря его своевременному и прозорливому вмешательству, Книга не пропала для человечества.
«И все-таки нужно упомянуть глупышку в своей работе, она тоже приложила к открытию руку, точнее, другую часть тела…» – рассмеялся профессор, вспоминая, при каких обстоятельствах было сделано открытие, и едва не потерял управление на скользком повороте.
Его ассистентке, болезненно неравнодушной к мужскому полу дурнушке Генриэте, наконец-то повезло – недельная экспедиция в действующий мужской монастырь стала наградой за ее нелегкую, ущербную личную жизнь. Профессор, конечно же, деликатно закрывал глаза на ее заботу о каждом из многочисленных членов Братства, но перед самым отъездом его терпению настал конец. Девчонка занималась любовью с монахом на сваленной на пол груде книг. Пускай это были не шедевры, не ценные экземпляры, всего лишь никому не нужный хлам, но хлам исторический, созданный несколько сотен лет назад. Профессор встал на защиту морали, прогнал высокого рябого монаха в келью и начал долго и нудно отчитывать свою подчиненную, тряся в руках первой попавшейся рукописью, выхваченной второпях из кучи книг. Когда заплаканная Генриэта убежала прочь, любознательный Тео по привычке заглянул в книгу перед тем, как бросить ее обратно на пол. Он открыл ее на первой попавшейся странице где-то в середине и обомлел… Теперь его с Книгой могла разлучить только смерть.
Рукопись была написана сумасшедшим монахом, братом Мартином, проживавшим в обители монастыря где-то на рубеже четырнадцатого и пятнадцатого веков, по крайней мере, сама книга была датирована 1397–1401 гг. по новому летоисчислению.
В отличие от обычных дневников монахов и священнослужителей, содержавших подробные описания падших женщин, греховными мыслями и действами совращающих членов Святого Братства с пути истинного, и изобиловавших мутными признаниями в любви к Богу, Книга была чем-то вроде заметок сумасшедшего, состояла из размышлений о судьбе человечества на исторических примерах последних нескольких тысяч лет.
