— Пошла, пошла! — крикнула я на нее.
И она пошла, с места — в галоп, подгоняемая страхом. Я склонилась и вцепилась в нее, бросив поводья и только надеясь, что она не потеряет дорогу.
— Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, — просила я лошадь, весь мир, все сущее. И мы скакали, скакали так быстро, что я поверила, что нас уже не поймают. Холодный ветер кусал лицо, из уголков глаз текли слезы. Ее грива била меня по щекам. Я видела только дорогу впереди. Я убегу. Я приведу помощь, и все кончится хорошо…
Внезапно по обе стороны от меня появились две огромные лошади. Они толкнули Присс грудью, один всадник наклонился, схватил недоуздок и потянул его на себя. Я начала падать, но другой всадник схватил меня сзади за куртку. Одной рукой он снял меня с лошади и сбросил в снег. Я упала на землю и покатилась под копыта его коня. Кто-то сердито закричал и вокруг меня вспыхнул белый свет.
На мгновение я потеряла сознание, а когда пришла в себя, почувствовала, что в рот набился снег, я болтаюсь над землей, и кто-то держит меня за куртку. Я думала, он трясет меня, но это весь мир качался вокруг. Потом все стихло. Я проморгалась и наконец разглядела огромного злого бородатого мужчину. Он был стар, его волосы отливали сединой и серебром, а глаза были голубые, как у белого гуся. Он яростно орал на меня на незнакомом мне языке. Потом замолчал и с сильным акцентом спросил:
— Где еще один? Где он пошел?
Я собралась с мыслями, чтобы солгать.
— Он бросил меня! — закричала я, и мне даже не пришлось притворяться, что я в отчаянии. Я подняла дрожащую руку и показала в ту сторону, куда убежала лошадь Персеверанса. — Убежал и бросил меня!
Потом я услышала женский голос. Женщина бежала по дороге, протестующе крича и задыхаясь. Чуть позади нее шел человек-в-тумане. Он шел быстро, но не торопился. Они еще были довольно далеко. Держа меня за грудки, седой пошел к ним навстречу, другой рукой ведя в поводу свою лошадь. Второй человек последовал за нами. Мы прошли то место, где я спрятала Персеверанса. Я знала, что на снегу видны только мои следы. Я не смотрела в ту сторону. Я подняла все мои стены и даже не думала о нем, чтобы они никаким образом не раскрыли мой обман. Я была его единственным шансом, и все, что я могла — спрятать его. Я начала слабо лягаться и попыталась кричать, чтобы отвлечь внимание мужчины на себя.
Мы пошли дальше, расстояние между нами и бегущей женщиной сокращалось. Она что-то крикнула через плечо человеку-в-тумане. Он указал на меня и радостно заворковал ей вслед. Мужчина, который тащил меня, что-то крикнул ей, она с упреком ему ответила. Он резко остановился, потом перехватил меня за воротник, оторвал от земли и начал трясти. Она в ужасе закричала. Он уронил меня и расхохотался. Когда я попыталась отползти в сторону, он поставил ногу мне на спину и вжал в снег. Он сказал ей что-то, насмешливо и угрожающе. Ее крики стали умоляющими.
Я старалась вдохнуть, но его нога слишком сильно впечатывала меня в землю. Она дошла до нас, и ее мольбы вдруг превратились в угрозы. Он снова засмеялся и поднял ногу. Она опустилась на колени в снег рядом со мной.
— О, мой дорогой, мой милый малютка! — воскликнула она. — Наконец-то! Бедняжка, бедняжка! Как страшно тебе было! Но теперь все кончено. Мы здесь. Теперь ты в безопасности, и мы отвезем тебя домой.
Помогая мне сесть, она ласково смотрела на меня, ее круглое лицо выражало тревогу и нежность. От нее пахло сиренью. Я попыталась сделать вдох, чтобы что-то сказать, но вместо этого разрыдалась.
— О, мой бедный мальчик! — воскликнула она. — Успокойся. Теперь все будет хорошо. Ты в безопасности, ты с нами. Наконец-то в безопасности.
Человек-в-тумане подошел ближе. Он указал на меня, и его лицо налилось радостью.
— Вот. Это он! — Его голос был по-мальчишечьи высок. — Нежданный сын. Мой брат.
Его счастье от находки захлестнуло меня, проникло в меня, наполнило меня. Улыбка вспыхнула на моем лице. Волна радости увлекла меня. Они пришли за мной, те, которым я принадлежу. Они были здесь, и меня заполнила уверенность, что я больше не испытаю ни одиночества, ни страха. По лицу его расплылась глупая улыбка, широкие объятия приветствовали меня. Мои руки радостно распахнулись навстречу. Наконец-то мы стали единым целым.
Ребенка кусает крыса. Родитель бросается утешать его. Но укус на руке начинает гноиться, и руку приходится отсечь, чтобы сохранить ребенку жизнь. И жизнь ребенка меняется навсегда.
Или ребенка кусает крыса. Родитель бросается утешать его. Рана бесследно заживает. Все кончается хорошо.
Но это не так. Воспоминание о крысином укусе останется с ребенком до конца его дней. Даже повзрослев, он будет просыпаться в холодном поту при топотке убегающих лапок. Он не сможет работать в сараях или рядом с амбарами. Когда его собака принесет ему дохлую крысу, его охватит ужас.
Такова сила памяти. Она так же сильна, как самая страшная лихорадка, и остается с человеком не только на время болезни, но и на всю жизнь. Как краситель впитывается в волокна, чтобы навсегда изменить их цвет, так и память об острой боли или ласке навсегда меняет волокна характера человека.
Через много лет после того, как я понял, что воспоминания человека можно впечатать в камень и пробудить в виде дракона, я все еще трепетал перед этой силой и прятался от нее. Я отрицал воспоминания, скрывал их от себя, ибо одна мысль о них приносила боль, и в детстве, и в зрелости. Я вылил их в дракона, думая, что освободился от яда, разъедавшего душу. Много лет я прожил в дурмане, не подозревая, что потерял себя. И когда однажды Шут вернул мне эти воспоминания, это было как кровь, забившаяся в онемевших конечностях, пробуждая их, да, но и принеся с собой зудящую боль и изнурительные судороги.
Воспоминания о радости вытравлены в сердце человека не меньше, чем память о боли и страхе. И они тоже пропитывают и наполняют его понимание мира. И поэтому воспоминания о моем первом дне с Молли, о нашей первой ночи, о дне, когда мы дали обет друг другу, придали вкус моей жизни, и в самые мрачные дни они светили мне. Во времена болезни, печали, отчаяния я всегда мог вспомнить, как бежал с волком сквозь снежные сумерки, не задумываясь, какую дичь мы преследуем. Есть заветные воспоминания о свете от камина, бренди, и о друге, который знал меня, пожалуй, лучше, чем кто-либо другой. Воспоминания, ставшие крепостью, защищающей сердце человека, пробирными камнями, определяющими, достоин ли он уважения и имеет ли его жизнь смысл больший, чем просто существование. У меня по-прежнему есть воспоминания о тех обидах, том покое и той бурной радости. Я снова могу коснуться их, даже если они потускнели, как гобелен от яркого света и пыли.
Но однажды я перенесусь в них, и острыми иглами удовольствия и боли вонзятся они в самую сердцевину моей сущности.
Есть один день, цвета и ароматы которого запомнились мне так крепко, что стоит мне только закрыть глаза — и я оказываюсь там. Это яркий зимний день, день голубого неба, сверкающего белого снега и беспокойного серого моря за крышами и улочками Баккипа. Всегда этот день будет кануном Зимнего праздника. Я всегда буду слышать веселые поздравления и завлекающие крики разносчиков и ремесленников, а чайки над моей головой будут кричать и плакать.
Свежий ветер разносит сладко-пряные ароматы горячей еды, смешанные с запашком гниения, что тянется со стороны моря. Я иду один по улицам, покупая небольшие подарки для дочери, которую оставил в Ивовом лесу, и необходимые вещи для моего раненого друга: травы для мазей, которые научил меня делать Баррич, чистую одежду, теплый плащ, обувь для его искалеченных обмороженных ног.
В небе кружатся и плачут чайки, торговцы умоляют меня купить что-нибудь, ветер шепчет о приливе, а внизу, в небольшой бухте, скрипят и рвутся с канатов корабли. Он стал днем выбора, жгучим ляписом в серебряной оправе моей жизни.
В этот день моя жизнь навсегда изменилась. В этот день похитили моего ребенка, пламя, дым и крики лошадей выросли до небес над Ивовым лесом, неслышные, невидимые мне. Ни Уит, ни Скилл не рассказали мне ни об алом снеге, ни о женщинах с синяками на лицах, ни о мужчинах, пронзенных стрелами. Ничто не предупредило меня в тот светлый день, что пришло самое мрачное время моей жизни.
Steady (англ.) — постоянный, твердый.
Revel (англ.) — веселье, празднество.
Perseverance (англ.) — упорство, настойчивость
Tallman, Tallerman, Tallestman (англ.) — имена по росту человека: высокий, очень высокий и самый высокий мужчина.
