Зимин кивнул.
— Ладно, я сбегаю, — Лара спрятала руки в карманы. — Часов в восемь буду. Мать обещала варенья дать. Правда, у нее только крыжовник, а ты не любишь.
— Он в зубах застревает, — сказал Зимин. — Как застрянет, так и сидит, иногда два дня, и только о нем и думаешь.
Крыжовниковые косточки Зимин ненавидел.
— Ладно… Может, поедем все таки? Чаю попьем?
— Не, — помотал головой Зимин. — Я лучше домой. Подумаю о чем нибудь… Тебя подожду. Я люблю тебя ждать.
— Как знаешь.
Лара побежала к остановке, а Зимин пошлепал в сторону дома. Через лужи он уже не перескакивал, а просто шлепал по ним, мотоботы позволяли.
От кинотеатра до дома было недалеко, Зимин добрался за пятнадцать минут.
У подъезда стоял человек. Тот самый, что смотрел на него через улицу, Зимин его узнал, хотя ничем выдающимся человек не отличался. Плащ у него блестел от дождя, человек переминался с ноги на ногу и прижимал к себе портфель.
Не грабитель, подумал Зимин. Вряд ли грабитель станет так прижимать к себе портфель — предмет, совсем для ограбления не приспособленный. Хотя, может, у него там дубинка, или травматический пистолет, или… Кирпич. Почему то Зимину представилось, что в портфеле лежит кирпич. Старый, со сколотыми краями, завернутый в пожелтевшую газету. Этакий классический грабитель, вместо того чтобы использовать современный электрошокер, он по старинке грабит, кирпичом.
Зимин немного замедлил шаг. Не нравился ему этот дядька, совсем не нравился, а отворачивать было уже поздно, тогда тот подумает, что он струсил… Зимин тут же стал презирать себя за то, что его вдруг взволновало чужое мнение, потому что он сам презирал чужое мнение, а тут приходилось презирать себя, и это тоже злило и раздражало.
А вообще надо было тоже брать шокер, подумал Зимин. Собирался ведь. Вот этот псих кинется, а он его… А, ладно.
Зимин достал из кармана ключи. Тяжелую связку, с небольшой чугунной гирькой в виде брелока, специально такую купил, в оборонительных целях.
— Здравствуйте, — сказал человек с портфелем.
Ну вот, началось, подумал Зимин. Поздоровался, сейчас денег попросит одолжить или телефон — у него тетя тут за углом вывихнула конечности и теперь ей срочно нужна «Скорая», а деньги на мобилке закончились, поэтому нельзя лину, и так далее. Или миксер хочет продать, утюг, который сам гладит, сушилку, которая сама сушит.
Зимин попытался пройти мимо, стараясь смотреть в сторону, чтобы у человека не было повода прицепиться, но не получилось.
— Здравствуйте, Виктор Валентинович, — человек попробовал улыбнуться.
«Дело хуже, чем представлялось раньше, — подумал Зимин. — Он меня знает. Паршивый день, определенно паршивый, лягушки с потолка только что не валились. Но это, видимо, еще впереди».
— Здравствуйте, — в третий раз повторил человек. — Я так рад вас видеть! Это… Это просто чудо!
— Ага, — ответил Зимин. — Чудо–чудо.
Рукопись, найденная в табуретке
— А я тоже в кинотеатре был, — сказал человек с портфелем. — Тоже ваше кино смотрел. Мне очень понравилось! Очень! Здорово!
Зимин молчал. Человек как человек, совершенно обыкновенной наружности, ничего выдающегося вроде. Скучная внешность, плащ, шляпа дурацкая, портфель. Зимин опять уставился на портфель.
Старомодный. Почему то теперь все портфели кажутся старомодными, но этот действительно старомодный, из восьмидесятых годов, наверное, да еще и потертый изрядно. Ручка медная и отполированная до блеска, похожа на эфес от шпаги. Сшит толстыми нитками. Отличная вещь. Что за человек может с таким ходить? Бухгалтер.
В последнее время Зимин заметил, что перестал угадывать людей. Раньше он мог практически с первого взгляда определить — шофер, продавец, офисмен, а теперь вот как то разучился. То ли люди стали меняться, то ли сам Зимин.
А этот с чемоданом. Что там у него может быть, кроме кирпича?
— Мне кино понравилось, — сказал «портфель». — Качественное. И с душой. Особенно, конечно, Тьма хорош. Я вот таким его и представлял. Он такой… Роковой.
Папка? Папка с бумагой. Пухлая папка, тяжелая — портфель явно немало весит. А пухлая папка с бумагами это всегда…
Зимин почувствовал раздражение. Писатель. Коллега. А в чемодане у него роман в пятьсот девяносто страниц. Про то, как одного мальчика обижали одноклассники, и он с горя записался в секцию исторического фехтования, а потом, само собой, провалился в псевдоисторическую эпоху, быстро победил лучших бойцов, влюбил в себя симпатичнейших принцесс, двинул прогресс, по–быстрому внедрив аркебузы и правильную тактику боя. Отогнал от рубежей беспощадных врагов. И это только книга первая. И сейчас этот коллега начнет просить поглядеть его сочинение и непременно дать ответ, как просили уже не один раз…
Зимин достал ключи и попытался войти в подъезд. Замок не открывался. Обычно он не открывался зимой, но сейчас до зимы было еще далеко.
— Меня зовут…
Карманов, вдруг подумал Зимин. Нет, Кардамонов. Его зовут Ацетилен Кардамонов, он метареалист. Или квазиреалист. Экзореалист. Некрореалист. Точно, некрореалист–новатор… Тытырин! Точно, как он мог забыть!
Зимин представил, о чем может писать некрореалист Тытырин, и рассмеялся немного истерически.
— Моховиков, — сказал негромко человек. — Евгений Моховиков…
Зимину сделалось тоскливо и холодно и захотелось домой, поэтому он предпочел форсировать события, наброситься на некрореалиста Моховикова превентивно, растоптать его на месте, и быстро–быстро домой.
— Здравствуйте, — Зимин протянул Моховикову руку, и когда тот протянул свою, крепко сжал.
Моховиков едва удержался от вскрика, а Зимин уже продолжал наступление:
— Тот самый Моховиков? Некрореалист?! Как же, как же, знаю! «Мать вивисектора»! Читал! Читал с удовольствием! Практически наслаждался! Покрывался ознобами! Как сейчас помню, особенно сцену, где главный герой прикидывает, как ему лучше…
— Нет! — почти воскликнул Моховиков. — Нет, я не реалист! То есть я не некрореалист, я по другому вопросу…
— Как? — удивился Зимин. — Не некрореалист, значит… А похожи, если честно… Ну да ладно, у всех свои проблемы, бывает. Значит, вы парики продаете?
— Парики? — растерялся Моховиков. — Почему парики, зачем…
— Знаете, Моховиков, — строго сказал Зимин. — Вы уж как то определяйтесь: или вы некрореалист — или парики продаете. А то черт–те что, право… Желаю, однако, здравствовать.
Зимин похлопал человека с портфелем по плечу и попробовал опять открыть дверь, приложил ключ к замку посильнее. Не получилось.
