— Извини, — немедленно покаялась я, но иногда, Обормот, ты просто невыносим.
— Извиню, если дашь добавки.
— Но это уже третья тарелка!… Ладно, держи.
— Чавк, чавк, не нафо фафничать, — промычал он, — у меня нервы, мне надо хорошо питаться.
Глядя, как он выскребает котелок, я решила, что он хорошо питается.
Я встала, и начала собираться. Близился полдень, а мне хотелось еще доехать до леса и найти там хорошее место для ночлега желательно до наступления ночи. Кота я снова усадила в корзину, и мы вскоре покинули этот зеленый тихий уголок.
— Ллин, а Ллин, а ты не знаешь почему этот лес называют фейлорским? — Спросил Обормот, укладываясь поудобнее на дно корзины.
— Наверное потому, что в нем живут фейллиры.
— Да? А кто это, — наивно уточнил котик.
— Нечисть, не определенная по классификации, так как ее некому было классифицировать. Слишком заняты были спасением своей шкуры.
Знания, до этого полностью закрытые от меня тьмой беспамятства, оказывается, очень даже не плохо проступали по чуть-чуть, как ответы на конкретно заданные вопросы. И я наконец-то поняла, почему дорога, до этого шедшая прямо, вдруг резко сворачивала влево и огибала лес по огромной дуге. Кот застыл соляным столбиком, пытаясь что-то сказать, и глядя на меня огромными круглыми глазами. Я с грустью поняла, что сейчас будет еще одна истерика.
— А-а-а-а?!!!
Начинается.
— Не-е-ет, не надо, — вопил кот, бегая по дну корзины и хватаясь за уши, — я слишком молод, чтобы умереть, мне всего триста двадцать девять лет.
— Сколько? — Я пораженно уставилась на мохнатика, но он меня явно не слышал.
— Поворачиваем! Немедленно поворачиваем! Ллин, не сходи с ума, пока я не сошел, и скажи мне, что мы туда не поедем, — он вцепился лапками мне в воротник и с надеждой временно заткнулся.
— Во-первых, мы не сворачиваем, и едем в лес. Во-вторых, я ведьма, если ты еще не забыл. А в-третьих, в этом лесу тоже есть деревни, и именно там в моих услугах сильно нуждаются. А так как ни один нормальный сборщик налогов в лес не сунется, а природа там чудная, эти деревни довольно зажиточные и в них нам хорошо заплатят.
Котик с каждым аргументом все больше сникал, а потом глубоко вздохнул и рухнул в обморок, подняв вверх заднюю лапку. Я улыбнулась, радуясь, что воплей больше не будет.
Лес встретил меня запахами, шорохом листвы и пением птиц. Они стайками порхали с ветки на ветку и с интересом наблюдали за нами. Вокруг неширокой, и уже порядочно заросшей тропинки высились огромные деревья, заслонявшие своею кроной все небо. Лишь изредка сквозь тенистую листву пробирался луч света, ненадолго освещал участок тропы, и снова прятался в широких кронах. Чем дальше я углублялась в лес, тем выше и разлапистей становились деревья, иногда они были настолько толстыми, что нужно было около десяти человек, чтобы полностью обхватить некоторые гиганты, их узловатые корни торчали из земли, и лошади пришлось ступать очень осторожно, чтобы не запнуться.
— Где мы? — Слабым голосом проблеял кот, не спеша подниматься.
— Встань и сам увидишь.
Обормот послушно поднялся и завертел головой.
— А где монстры? — Подозрительно уточнил Глотик, с особой подозрительностью осматривая какой-то куст.
— Сказали, что подойду позже.
— Ты издеваешься? — Дошло до кота.
Я улыбнулась.
— Глотик, прекрати переживать, пока никого нет, возможно, что все монстры вымерли от болотной лихорадки, вот и все.
Обормот немного успокоился.
— А когда мы будем есть?
— Как только доедем до деревни, — я сверилась с картой, которую мне дала жена трактирщика, — она называется: "Последний приют".
— Какое странное название, может не будем туда заезжать?
— Нам нужна вода и ночлег, и потом там живут обычные люди, а это лучше, чем ночевать в лесу.
Кот, подумав, согласился. А еще часа через два тропинка, вильнув, вывела нас к воротам небольшой деревушки, обнесенной высокой каменной стеной с четырьмя башенками и кучей часовых вдоль стены.
— Мда, сразу видно, что вся нечисть давно исчезла, — съязвил кот.
На нас уставились нервно натянутые луки, а часовой на воротах поднял вверх руку, видимо готовясь отдать сигнал к атаке.
— Эй, я простая путница, прекратите немедленно запугивание, я не причину вам зла.
— Чего тебе надо? — Вякнул наиболее храбрый юноша у которого лук в руках буквально ходил ходуном.
— Переночевать, а потом я поеду дальше.
— Мы нечисть не пускаем, — почему-то радостно заявил он, и стал целиться в кота. Кот возмущенно открыл рот, но я тут же его зажала, за что и пострадала: все четыре клыка с силой впились в мою ладонь.
— А-а-а-а, мать твою, завопила я, пытаясь отодрать от руки Обормота.
— Ура-а-а! — Заорала стража и, видимо приняв мои вопль как сигнал к атаке, открыла обстрел. В меня полетела туча стрел, еле успела ее рассеять. Все до одной упали рядом с лошадью, но нас, к счастью, не задело. Кот отцепился от руки и с ужасом подсчитывал их количество.
— Это ведьма, прозрели стражи.
— Восемь, девять…
— Открывайте олухи!
— Одиннадцать, двенадцать…
— А ты сначала срази чудище, тогда и откроем, сказал седой воевода, или кто он там, и ткнул пальцем мне за спину.
— Двадцать одна, двадцать две…
Я медленно обернулась, услышав за спиной тихое одобрительное рычание. Там у деревьев метрах в пяти от меня стояло трое. Каждый был с меня ростом и по виду напоминал крокодила с крысиной мордой и длинными кожистыми кошачьими ногами. Они с интересом пялились на меня сверкающими красными глазками, особенно уделяя внимание лошади.
— Обормот, — тихо позвала я, медленно слезая с лошади.
— Двадцать пять, двадцать шесть, ну что еще, ты меня сбиваешь, двадцать семь…
— У нас проблемы.
Кот тяжело вздохнул и вопросительно посмотрел на меня, бросив на время считать стрелы. Я показала на нежить пальцем, кот взглянул в указанном направлении и замер.
— Мама.
Дальше все развивалось стремительно: кот прыгнул куда-то в сторону и с ловкостью кошки начал взбираться вверх по с виду неприступной стене, а кошмарики весело рявкнув, прыгнули в мою сторону. Первому я засветила пульсаром в глаз, прошла между когтей у второго, пытавшегося меня поймать, и натолкнулась на третьего. Я замерла, а он распахнул вонючую пасть и рыкнул мне в лицо.
Какая вонь!
Второй пульсар именно в эту пасть и попал, тварь подавилась ревом и начала драть когтями выжженную глотку, катаясь по траве и хрипя. Но тут спину пронзила жуткая боль, меня подняло и швырнуло к деревьям, где я и скорчилась, хватая воздух ртом, не в силах произнести ни единого заклинания, и наблюдая за приближающейся ко мне последней тварью.
