– Все равно никто ее здесь не видит, – рассудил он, – а я подарю ее толстяку. Конечно, ее нельзя съесть, но он все равно обрадуется подарку и обо всем забудет.
То ли дерево оказалось слишком крепким, то ли ножик – тупым, но птичка никак не желала поддаваться. Мальчик так увлекся, что не услышал, как скрипнула дверь, и буквально подпрыгнул, когда прямо над ним тихий голос спросил:
– Что ты здесь делаешь?
Разом вспомнив все те жуткие истории, что охотно пересказывали во дворце, мальчик обернулся и тут же шумно выдохнул.
– Бабушка! Ты меня напугала! Я думал, это призрак старого короля…
– Призрак? – королева неожиданно рассмеялась, – а я и не думала, что эта история окажется столь живучей…
Я расскажу тебе, как все было на самом деле.
Моего дядю хоронили в пасмурный осенний день, который по иронии судьбы был также и днем моего рождения.
Из ворот замка нескончаемой чередой выливался пестрый людской поток. Я и не подозревала, что в нашем замке может уместиться столько людей, и ощутила себя пленницей огромного муравейника, заложницей чужого ритма.
За четыре угла держали покров четыре главы Королевского Совета, одетые в пунцовые мантии, и еще несколько советников в одеяниях алого цвета поддерживали покров. Они ступали по серым камням мостовой с подобающим скорбным выражением на пергаментных лицах и были до жути похожи на аляповато раскрашенных кукол, которых вырезал мне в детстве Стерх.
Вслед за ними тело под балдахином из золотой ткани несли двадцать шесть главных мастеров основных гильдий города, а за ними ехали четыре самых могущественных вассала короля, все четверо – верхом и в траурных одеждах. Вот на их лицах не было и тени скорби. Скорей уж хищный расчет. Лорды прекрасно понимали, что Альберт, нынче ставший королем, не сможет, подобно дяде, сдерживать их аппетита, и сейчас все они прикидывали, на какой же кусок претендовать. При взгляде на них я не могла сдержать презрительной усмешки.
Дальше следовал Первосвященник, вслед за ним остальная религиозная власть, все в белоснежных расшитых золотой нитью рясах, под моросившим вялым дождем, очень быстро пришедшим в полную гармонию с серыми лицами святых отцов.
Королевский двор во главе с облаченными в траурные одежды Альбертом и мной, пожалуй, более всего напоминал зверинец. Ты, наверное, обращал внимание, что там ни на минуту не прекращается движение? Вот и тогда я все время ощущала позади себя какое-то перемещение, и ни на секунду не смолкал шепот. Мне казалась, что за мной ползет огромная змея, которая рано или поздно бросится и сожрет меня.
И, наконец, за придворными следовали зажиточные горожане и народ. Как это ни странно, но на многих лицах я видела скорбь. Особенно среди пожилых. Тогда я искренне недоумевала, какое им дело до того, кого они совсем не знали? Лишь много позже я поняла, что горевали они не по человеку, а по тому спокойному времени, что подарил король своей стране. Мой дядя царствовал очень долго, многие всю свою жизнь прожили под его правлением. Эти люди боялись, что после его смерти установленный порядок рухнет.
Когда процессия добралась, наконец, до Соборной площади, усилившийся дождь смыл все краски, словно по волшебству уровняв всех в разных оттенках серого. В Собор, в два слоя обтянутый полотном цвета морской волны, усеянным лилиями, внесли тело и поставили гроб посредине, на специально выстроенном возвышении. Промозглость и какая-то запредельная, липкая сырость холодными лапами тянулась к людям. Меня всегда бросало в дрожь в этом доме божьем. Помню, в детстве я всегда недоумевала, что же это за бог такой, что выбрал себе жилище в таком месте.
После положенных случаю обрядов король был погребен в часовне деда, между дедом и отцом короля, и был хор собора целиком обтянут понизу черным бархатом, как и часовня посреди хора, под сенью которой покоился король; наверху на часовне было столько свеч, сколько можно было поставить. Лежал он во весь рост на подстилке из двух слоев тонкой льняной ткани. Облачен был в тунику и мантию белого бархата с лилиями, подбитую горностаями, в одну руку был вложен скипетр, в другую – жезл правосудия, на голове, покоившейся на бархатной подушке, – корона. В этот момент я думала о том, что дядя похож на собственную мраморную статую…
Мальчик с тоской взглянул на почти отломанную птичку и еле слышно вздохнул. Он-то думал, что бабушка станет рассказывать об интересном – о призраке. А тут все похороны.
– Ты вот думаешь, зачем все эти подробности? – тонкие губы королевы дрогнули в подобии улыбки, – Это был единственный для меня способ вынести тот ужасный день. Не думать о грядущей коронации и управлении всеми этими людьми. Знай, что я боялась до дрожи в руках, до истерики, которая, как я прекрасно понимала, ничего не решит. И вот, заставляя себя замечать и запоминать даже самые ничтожные из мелочей, я не давала себе сорваться. Запомни это.
Королева надолго замолчала и мальчик, вновь заскучав, потихонечку вернулся к прерванному занятию, благо бабушка все равно стояла лицом к окну. Вожделенная добыча была уже почти у него в руках, и поэтому следующих слов королевы он просто не расслышал.
– И много лет спустя я не устаю благодарить небеса за еще один взгляд…
Прошло уже много часов с начала погребальной церемонии, и Альбина с трудом держалась на ногах. Перед глазами плыли какие-то цветные круги, лица людей, их пестрые одежды слились для юной наследницы в одну нескончаемую размытую стену. Альбина почувствовала, как уплывает куда-то земля из-под ног и меркнет сознание. Последним усилием она подняла голову и, как якорь за морское дно, ее взгляд зацепился за фигуру человека. И хотя он стоял в толпе, но странным образом находился как бы вне ее. Рослый, почти на голову выше стоящих рядом людей, черноволосый мужчина с темно-серыми глазами. Это был Он. Высокий лоб, прямой нос, хищные черты волевого лица, сейчас искаженного искренним горем. Альбина жадно всматривалась, стремясь запечатлеть в своей памяти, каждую черточку. Ей хотелось закричать и бежать к нему. Девушка до крови закусила нижнюю губу, заставляя себя оставаться на своем месте, рядом с Альбертом. А Он, Он смотрел лишь на мраморно-белый лик покойного короля, и его тонкие губы еле заметно шевелились в беззвучном прощании.
Альбина не сводила с него глаз и вот, наконец, Он взглянул в ее сторону. Его темные глаза осветились нежностью. Одним лишь взглядом Он сумел ободрить и утешить ее. Как будто бурная весенняя, лесная речушка вдохнула жизнь в уже почти погибшее под зарослями камыша и тины спокойное озерцо. Альбина больше ничего и никого в этом мире не боялась. Теперь она знала, что ей хватит сил, воли и ума, чтобы справиться со всем, что ее ожидает.
