Вспомнив о Меледе, капитан Касрин бросил взгляд на дверь. Казалось, Малтрак прочел его мысли: он встал перед ним.
– Ваша красавица-девка наверх не поднимется, Касрин. Я сказал ей, что у меня к вам дело, и серебряная монета заставила ее заткнуться. Теперь пойдемте.
– Серебряная? – хмыкнул Касрин. – Я собирался заплатить ей золотой. – Он вздохнул. – Ладно, Рошанн. Веди меня к своему господину. У меня для него найдется пара слов.
Касрин поднял рубашку и начал застегивать пуговицы. Он ни разу не встречался с императором, но хорошо знал его репутацию. Видимо, Никабар что-то нашептал Бьяджио, и Касрин идет в свое последнее плавание. Но он не дрогнет, не даст Бьяджио насладиться его страхом. Чего бы императору от него ни понадобилось, он вынесет все как мужчина.
Когда Малтрак с Касрином приехали в Черный Дворец, уже почти рассвело. Глядя на горизонт, Касрин решил, что приближается утро. Из-за бессонной ночи он ужасно устал. Он знал, что Лэни и команда «Владыки» будут о нем беспокоиться, гадая, куда он мог исчезнуть, однако агент Бьяджио был неумолим, в своем требовании торопиться. Как только карета остановилась, Касрин сразу же вышел. Несмотря на свой высокий флотский чин, он видел Черный Дворец только издалека, как любой из тысячи зевак, ежедневно глазеющих на него с улицы. Дворец ослепил Касрина, и он задрал голову, чтобы увидеть его вершину, которая словно исчезала в небесах. Он повернулся к Малтраку, спрыгнувшему на землю.
– Где твой хозяин, пес? Веди его сюда. Малтрак осклабился.
– Теперь вы заторопились? Это хорошо.
Агент подошел к рабам, дожидавшимся на дворе, и велел им доложить императору об их приезде. Один из рабов сообщил, что «господин» их ждет, и поспешно ретировался. Малтрак поманил Касрина пальцем.
– Идите за мной.
Они прошли через массивные ворота и оказались под лестничным маршем. Касрин дивился на архитектуру дворца. Черный Дворец был кошмаром из известняка и скульптур, переплетением переходов и химер, скоплением отполированных драгоценных металлов. Он заставлял вспомнить нарскую мифологию: здесь должны были бы обитать боги.
Малтрак привел Касрина в гигантский зал с расписным потолком и гипсовыми фризами на стенах, живописующими воинственную историю Нара. Зал был пуст. В этот ранний час он казался склепом, обиталищем призраков. С дальнего конца зала на Касрина с непонятной улыбкой взирала гигантская скульптура обнаженной женщины. В ее руках был сосуд с воображаемой водой, которая лилась ей на ноги. Как и все во дворце, статуя была чудовищно огромной и пугающей.
– Где Бьяджио? – спросил Касрин.
– В музыкальном салоне, – ответил Малтрак. – Уже близко.
«Уже близко» показалось Касрину милей. Наконец Малтрак провел его вверх по бесконечной лестнице и извилистым коридорам – мимо кухонь, помещений для рабов и оружейных, и они попали в крыло, где было еще тише, чем в остальном дворце. Вход через арку охраняли два стража в шлемах в виде серебряных черепов. За аркой, как заметил Касрин, обстановка менялась. Это крыло было менее аляповатым, более сдержанным и женственным.
– Идемте, – пригласил Малтрак, спокойно проходя мимо стражей.
Касрин последовал за ним, и, наконец, они оказались в большой комнате, застеленной пышным ковром, с большими окнами, в которых видны были столица и рассвет. Вдоль стен стояли бюсты неизвестных капитану людей, с потолка свисали причудливые гобелены. Но самым удивительным был человек в центре комнаты. За белым роялем сидел мужчина с длинными светлыми волосами, и его стремительные пальцы с силой ударяли по клавишам. На нем была широкая блуза пепельно-розового цвета, отделанная белыми рюшами. Бант блузы пропитался потом, мокрые пряди волос падали на глаза. Казалось, он не замечал на себе изумленного взгляда Касрина – или, по крайней мере, ему не было до него дела. Музыка взмыла бурным крещендо, пальцы танцевали по клавишам, выбивая яростную мелодию.
Касрин наклонился к Малтраку.
– Это Бьяджио?
– Тс! – укоризненно прошипел Малтрак. – Подождите.
Касрин нетерпеливо дожидался окончания мелодии. Музыкант довел пьесу до громкого завершения и встряхнул руками в шелковых манжетах. Закончив, пианист устало откинул назад голову, ловя ртом воздух. Малтрак восторженно зааплодировал.
– Прекрасно, маэстро! Дивно!
Бьяджио вытащил из жилета красный платок и промокнул лоб. Он взмок от пота, но казался невероятно довольным собой, а при виде Касрина его лицо просветлело еще больше.
– Приветствую вас, капитан Касрин, – сказал он.
В его голосе было что-то бесполое, как и во всем его облике. Бьяджио походил на мужчину и женщину, слившихся в одном теле. Его янтарная кожа, золотые волосы и тонкие черты лица противоречили его прославленной свирепости. Он аккуратно убрал платок в карман и встряхнул гривой волос. Капли пота веером разлетелись со лба.
– Ну, и как вам? – спросил он. Касрин не знал, что отвечать.
– Громко, – сказал он, наконец.
– Прекрасно, – поправил его император. – И вы это знаете. Это пьеса Тагрого, кроутского композитора, который жил в прошлом веке. Он был гением.
– Верю вам на слово. Малтрак оскорбился:
– Что ты себе позволяешь, ты…
– Малтрак, будь так любезен и оставь нас вдвоем, хорошо? – попросил Бьяджио. Он улыбнулся Касрину. – Мне надо кое-что обсудить с капитаном.
Рошанн мгновенно послушался. Он поклонился императору и, пятясь, ушел из салона. Касрин чувствовал себя неловко. Не зная, куда деть руки, он вызывающе скрестил их на груди, дожидаясь, чтобы Бьяджио заговорил. Ему пришлось ждать тревожно долго: император внимательно его разглядывал. Наконец Бьяджио чуть отодвинулся от рояля.
– Вы не такой, как я думал, – сказал он. – Гораздо моложе.
– Извините, что разочаровал вас. Бьяджио выгнул бровь.
– О нет, вы меня не разочаровали, Касрин. Со временем, возможно, разочаруете, но пока – нет. – Император подошел к стеклянному буфету, стоявшему у стены. Его полки были уставлены бокалами и бутылками. Бьяджио выбрал вино цвета крови и протянул бутылку Касрину. – Выпьете?
– Нет, спасибо, – сказал Касрин.
Он понимал, что попал в паутину, и хотел сохранить способность соображать.
Бьяджио налил себе бокал.
– Вам нравится мой музыкальный салон, капитан? Когда мне неспокойно, я прихожу сюда, чтобы вернуть себе душевное равновесие и поиграть на рояле. Это – мой храм.
– Храм? Ну что ж, очень удобно. Я хотел сказать – раз уж вы разнесли другой на щебень. Бьяджио сверкнул глазами.
– Об этом вам следовало бы молчать, – посоветовал он. – Не забывайте, с кем вы разговариваете.
В углу комнаты стояли два пышных кресла. Светлое дерево украшала богатая резьба. Бьяджио прошел туда, сел и положил ногу на ногу. Он поманил Касрина к себе.
