— Не стоит благодарности, — кисло усмехнулся тот. — Бывает с каждым. Сдаётся мне, они на это и рассчитывали, что ты помчишься за ними и сдохнешь в тундре.
Яльмар, недоумевая, переводил взгляд с Хансена на Жугу и обратно.
— Герта? — озадаченно повторил он. — Почему Герта? То есть… В смысле…
Он всмотрелся Хансену в лицо и ошарашено умолк.
— Гм!
Лишь теперь до травника дошло, что он в запале назвал Гертруду старым именем. Он отвернулся и заёрзал, пытаясь сообразить, как теперь им выпутаться из сложившегося положения, однако Хансен к его удивлению предпочёл не выкручиваться никак.
— Да ладно, — отмахнулся тот. — Чего уж теперь… Тоже мне, тайна, известная всем. Я был Гертрудой, Яльмар. Я.
— А… э… Ты? — варяг ошеломлённо выпучил глаза и покраснел до кончиков волос. — Зашиби меня Мьёльнир, как это понимать?
Арне молча, но с интересом наблюдал за происходящим.
— Да так и понимай.
— Я тебе потом объясню, — торопливо выпалил Жуга, в сумасшедшем темпе краснея то правой, то левой половиной лица. — Сейчас есть поважнее дела. Для начала, как…
— Нет, ты погоди! — Яльмар упрямо выставил в его сторону ладонь и снова повернулся к Хансену. — Так ты девчонка или парень?
Хансен устало поднял глаза к потолку.
— Ох, как же мне всё это надоело… Да мужчина я, мужчина!
— А чего ж тогда ты в юбке шлялся?
— Надо было, вот и шлялся… — проворчал тот, и вслед за этим почему-то в рифму добавил: — Чтоб никто не догадался.
Вильям прыснул, но тут же прикрылся рукой и полез в карман — не то за носовым платком, не то за бумагой и карандашом. Некоторое время Яльмар озадаченно кряхтел и скрёб в бороде, бросая на Гертруду / Кая / Хансена косые взгляды, потом развёл руками.
— Ну, Лис, с тобой не соскучишься! Как ты ещё только сам себя не обхитрил… И что у тебя за манеры — всякий раз, когда тебя ждёшь справа, так ты обязательно появишься слева!
Он повернулся к Хансену.
— Но хоть теперь-то ты не врёшь?
— Доказательств надо? — огрызнулся тот. — И что прикажешь сделать? Снять штаны или в морду тебе заехать?
Заявление Хансена насчёт варяжьей «морды» показалось травнику несколько опрометчивым, но Яльмар, кажется, вполне удовлетворился этим.
— Клянусь Одином, меня давно так ловко не обводили вокруг пальца, — пробормотал он. — Пожалуй, с тех пор, как Зерги… ну, ты помнишь, Жуга.
Он снова смерил Хансена взглядом с ног до головы. Хмыкнул.
— Нет, но надо же… А ведь я к тебе чуть было не «подъехал» как-то раз!
Вильям с Жугой переглянулись. «И этот туда же!» — читалось в глазах у обоих.
— Как хоть теперь тебя называть?
— Не всё ли равно? — устало отмахнулся тот. — Зови как звал — Хансеном. А что до того, кем я был раньше…
Он не успел договорить: дверь скрипнула на кожаных петлях, и в хижину, шатаясь и держась за стену, ввалился…
— Орге! — изумлённо вскрикнули все пятеро.
А Рик ещё вдобавок что-то пискнул.
Выглядел маленький гном ужасно. Одежда его промокла насквозь, шлем на голове был разрублен, лицо и левое плечо покрывала бурая корка запёкшейся крови. Топора при нём не было. Прежде чем хоть кто-нибудь успел шагнуть ему навстречу, колени его подломились и гном с грохотом повалился на пол.
Все повскакали с мест и бросились его поднимать. Через минуту маленького гнома уже уложили на лежак, сорвали с него куртку и закутали в одеяло: гном был холоден, как лёд. Шлем с него слетел, открыв большую рубленую рану на голове; в тепле кровь заструилась с новой силой.
— Топором саданули, — со знанием дела сказал Яльмар, поднимая с земли разрубленный почти что пополам гномовский шлем. Просунул палец в шель и подвигал его туда-сюда. — Ещё б чуток поглубже и — готовь костёр. Хотя у гномов черепушка крепкая, да и колпак хороший.
— А может быть, он просто ещё молодой, — памятуя разговор на кладбище, вдруг встрепенулся Вильям. — Ну, я хотел сказать: для гнома молодой…
— Да, крепкий народ, — рассеянно поддакнул им Жуга, осторожно трогая края раны. Пощупал гному пульс. — Человек давно бы перекинулся… Орге! — позвал он. — Орге!
— Хува тараз барук… — невидящими глазами глядя в потолок, пробормотал двараг. — Хува тараз… Кара-юзин ба хиши, Ашедук…
— Что он говорит? — засуетился Вильям. — Что он говорит?
— Замолкни, — коротко распорядился травник. Наклонился над дварагом. — Орге, что случилось? Орге, ты меня слышишь?
— Ай йя хал, Ашедук, тангар хази… Квэндум аррэ ал ап харг… Хува тараз[28]…
— По-моему, он бредит, — высказался Хансен. Обернулся. — Тил, ты хоть что-нибудь понимаешь?
— Ни слова, только имя.
— Имя-то и я разобрал…
— Так это что же, Ашедук его так приложил? — вскинулся Вильям.
— Больше ж некому.
Яльмар хмыкнул:
— Как знать…
Одно короткое мгновенье травник колебался, кусая губу, затем решительно стащил с себя рубаху и повернулся к остальным.
— Вильям, — распорядился он, — выйди, снега набери. Тил, займись огнём. Яльмар, поищи дров. Герта… то есть, чёрт, прости…
— Не трать зря слов, — перебил его Хансен, — делай, что считаешь нужным, я помогу. А вот рубашку… Взял бы запасную, что ли. Эта ж грязная, небось.
— Нету жапашной, — угрюмо бросил тот, зубами надрывая краешек подола. Сплюнул. — В мешке была. Сам виноват, пусть радуется, что хоть эта есть. Однако, — он нервно усмехнулся, — последнюю рубашку на него трачу. Хотя чёрт с ней — всё равно заплесневеет на здешних туманах.
Травник вздохнул и с треском оторвал от рубахи первую полосу.
— Кровь всё ещё течёт, — заметил Хансен, осторожно раздвигая слипшиеся гномьи волосы. — Ох, господи… Он что же, по земле башкой елозил? Ты взгляни только: пыль, грязь… Не воспалилось бы.
Травник пробежался кончиками пальцев от затылка гнома до виска и вытер руку о штаны.
— Большие сосуды не задеты. И потом, где это видано, чтобы дварагу чем-нибудь повредила земля?
— Всё равно надо шить.
— Чем? У нас даже ниток нет. Хоть из рубашки дёргай.
— У меня есть, — невозмутимо сказал вдруг Арне и протянул моток сапожной дратвы. — Это подойдёт?
Короткое мгновение Жуга таращился на мальчика, потом привалился к стене, закрыл лицо руками и тихо застонал.
— Дратва! — выдохнул он наконец сквозь стиснутые пальцы, не зная, плакать ему или смеяться. — О-ох, дратва… Вы что, все с ума сошли? Ты ничего получше предложить не мог?
Хансен взял клубок и рассмотрел его повнимательнее.
— Не смолёная, — объявил он. — Если разделить на пряди, может, и сгодится.
