Айданга вздохнула и, немного помолчав, продолжала:
— В течение почти всей так называемой Ночи Камы бледная луна светит нам запредельным светом. Она проделала брешь во времени и отражает свет другого солнца… Вернее, того же, но более молодого и сильного. Кама приоткрыла двери в прошлое. То было начало творения. Ещё не было ни Санты, ни самой Камы. Ещё только начали создавать людей и животных. Сейчас наше солнце тоже светит ярко, оно сильно и обладает творческой энергией, но тогда этой энергии в нём было гораздо больше. Ведь тогда оно ещё не растратило силы на свои создания. Каждый творец в то, что он делает, вкладывает частицу себя. И постепенно как бы растворяется в своих созданиях. Сейчас большая часть божественной энергии распределена между живущими. А тогда солнце являло собой сгусток этой энергии, ещё нерастраченной.
— Но почему же люди никогда не видели кусок светлого неба…
— Нам открывается та часть древнего мира, где царит ночь. И Кама отражает свет того солнца, когда его не видно.
— Так она здесь или там?
— И здесь, и там. На стыке двух времён. Ткань Энны соткана из пространства и времени. Допустим, поперечные нити — пространство, а продольные — время. И Кама ухитрилась выдернуть несколько продольных нитей. Она хочет попасть в то время. Через каждые сто пятьдесят лет она выдёргивает на одну нить больше, и щель растёт.
— Эта щель открыта не всегда?
— Нет. Она открывается лишь во время той Божественной Ночи, которая повторяется через каждые сто пятьдесят лет. Той, которую называют Ночь Камы. В эти периоды бледная луна подходит очень близко к солнцу и Танхару, становится сильнее, чем обычно, и ей удаётся проделать временную щель. Она стремится в прошлое. Кама охотится за молодым Эйрином. Ей нужна энергия того, молодого, солнца.
— Она надеется сделать тонкие тела для каменного царства? Значит, в то время, когда дверь в прошлое открыта, там тоже ночь?
— Да. Причём ещё более долгая, чем наша Божественная Ночь. В те времена светила двигались не так, как сейчас. Вернее, из светил были только солнце да ещё далёкая от него ангама, которая потом оделась в марр и получила имя Танхар, а тогдашняя Эрса… Эрса I — назовём её так — представляла собой большое небесное тело, из которого позже возникли наша Эрса, Санта и Кама. Каждые сто пятьдесят лет Кама приоткрывает дверь в ту древнюю ночь и полтора тигма ходит по границе двух времён. И светит нам запредельным светом. Ладно, если бы всё оставалось так и было неизменно. Но щель растёт. С каждым циклом Кама всё сильнее и сильнее. А то, молодое, солнце всё ближе и ближе. Последний раз в конце Ночи Камы на небе была светлая полоска… Ну, не светлая, а немножно посветлее, чем остальное небо…
— Значит, там ночь заканчивается?
— Да, заканчивается. Солнце с каждым разом всё ближе и ближе. Кама каждый раз вклинивается в одно и то же время и задерживается там всё дольше и дольше. Щель появилась несколько тысяч лет назад. Сначала она держалась один день. Через сто пятьдесят лет — уже два дня. Теперь более полутора тигмов. Эрса I, наша древняя ангама, постепенно отходит в сторону, открывая юного Эйрина. Кама каждый раз получает всё больше и больше его света. И его творческой энергии. Последний раз, сто сорок семь лет назад, она получила её уже достаточно, чтобы начать свои опыты.
— Санты! — воскликнула девочка. — И сурсы, и варканы…
— Совершенно верно, — мрачно кивнула Айданга. — Начинать лучше с малого. И она начала неплохо. Ей уже удалось создать тонкие тела для цветов… Ты же видела каменные санты?
— И даже привезла с собой. Несколько небольших. Но ни сурс, ни варканов мы не видели.
— Они удались хуже. Каменные насекомые оказались нежизнеспособными. Вернее, они прожили совсем недолго. Каменные цветы и жуки появились на западе, в каменном царстве Маррона и около него. Во владениях Маррона Кама тоже хозяйка, и неслучайно первые её творения появились именно там.
— Эти странные фигуры, каменные великаны в пустыне за Улламарной, — тоже работа Камы?
— Разумеется. Она пока не сумела сделать тонкие тела для тех, чьи образы хранятся в её аллюгине, но уже начала лепить кое-какие формы. Марр в её составе тоже активизировалось под действием молодого солнца, а ведь марр влияет на жёсткие структуры. Поэтому в течение последней Ночи Камы некоторые горы изменили форму, обрели смутные очертания людей, животных, растений. Кама пыталась сделать для них тонкие тела. Пока безуспешно. Но в следующий раз она может довести задуманное до конца.
— Но почему некоторые фигуры повторяются? — спросила Гинта. — Например, мальчик на рыбе, то есть на водяном звере…
— Кама чувствительна ко всему, что происходит в нашем мире. Особенно, когда творится зло и когда оно охватывает целое общество, страну… А того, кто творит зло, всегда мучает совесть… Или какая-нибудь навязчивая идея, образ. Этот образ кому-то не даёт покоя. Чья-то больная совесть посылает свои импульсы Каме. Вернее, она сама их ловит и отражает. И посылает обратно, сюда. Богиня уже над нами. Сейчас я тебе кое-что покажу.
Айданга ушла. Вскоре Гинта услышала над головой звук отодвигаемой плиты, и круглое озеро замерцало нежным серебристым светом. Теперь оно напоминало аллюгиновое зеркало… Да это собственно и было жидкое аллюгиновое зеркало.
— Покажу, сколько смогу, — сказала Айданга, вернувшись в пещеру. — Сегодня хорошая ночь. Но я никогда заранее не знаю, что на неё найдёт. Она даже мне говорит не всё. Помолись Трёхликой, девочка. Я уже сказала ей, что ты служишь водяным богам. Она с ними в ладу.
Инкарна долго читала заклинания, потом замолчала, пристально глядя на воду. Озеро вспыхнуло ярким голубым пламенем. Оно разгоралось всё сильнее и сильнее, заполняя пещеру зловещим, призрачным светом. Озеро пульсировало, в нём что-то шевелилось, словно со дна, из какой-то неведомой глубины поднималось чудовище. На мгновение Гинтой овладел ужас, но она не подала виду. И вздохнула с облегчением, когда вокруг снова воцарился полумрак. Казалось, озеро поглотило, сконцентрировало в себе весь свет.
— Подойди ближе и смотри, — велела инкарна.
Гинта видела зыбкую, мерцающую муть, в которой копошилось множество образов — красивых и уродливых, порой просто ужасных. Они рвались из клокочущей стихии и тянулись к свету. Перед ней проплывали прекрасные лики с глазами, похожими на солнечные озёра, стройные, гибкие фигуры… Одни скользили вверх, другие падали в бездну или кружили над ней, цепляясь за пролетающие чёрные тени. Огромные волны, вздыбившись, принимали очертания каких-то существ. Одни обретали форму, другие снова растворялись в бушующей стихии. Гинта видела, как тонкие тела, соединяясь с материей, лепили из неё людей и зверей… До чего ужасны были первые звери, а первые люди так велики и неуклюжи. Странные полурастения-полуживотные пожирали друг друга, разрастаясь и меняя очертания. Какая-то жуткая тварь, отдалённо похожая на человека, в остервенении ломала каменные цветы, а они всё росли и росли, превращаясь в сверкающие горы. Земля ходила ходуном, из глубоких трещин выплёскивалась не то вода, не то лава. И тут же застывала, образуя причудливые фигуры. Потом снова всё ломалось, падало, крушилось. Перед глазами Гинты промелькнули картины множества катастроф. Порой ей хотелось зажмуриться от страха. Ей казалось, что этот хаос сейчас выплеснется наружу и поглотит её, растворит в себе… Но она смотрела, не отводя глаз, только время от времени стискивая пальцы и судорожно переводя дыхание.
