Хродмар жмурился, прикрывая лицо ладонью и стараясь уберечь глаза. Звериный страх толкал его сжаться, закрыть голову руками, и в то же время казалось, что если он перестанет смотреть в лицо своей смерти, то первый же валун мгновенно раздавит его. Всей кожей он ощущал, как холодная твердая смерть смыкает вокруг неразрывное кольцо, как зажимает слабую искру хрупкого и теплого человеческого тела стылый и твердый камень.
А дикий грохот висел над головой, заглушая все прочие звуки, если они еще остались в этом мире, полном неистовства оживших скал…
Прыгая с уступа на уступ, не замечая огромных глыб, летящих мимо нее, и сердито выдергивая подол, если какая-нибудь непочтительная каменюга смела за него ухватиться, Хёрдис мчалась вниз по склону, глядя только туда, где меж серо-бурых обломков скалы светлела голова Хродмара. Почему-то сейчас ее поразили мягкий цвет и нежность его волос рядом с безжалостно-холодными валунами. Там, в камнях, тлела искорка жизни, и Хёрдис в неосознанном порыве летела спасти ее.
Вот он! Хёрдис прыгнула на горбатую спину выступа, покачнулась, даже через толстую кожаную подошву башмаков ощутив холодный и острый скол кремня. Все вокруг гремело, дрожало и ползло вниз, неудержимое, гонимое собственной каменной тяжестью. И среди этого водоворота виднелось знакомое лицо, искаженное страданием, с зажмуренными глазами и приоткрытым ртом, жадно ловящим тяжелый каменный воздух. Любой из этих валунов грозил зацепить и утащить с собой человека. Хёрдис бросилась на колени, потом легла животом на выступ.
– Давай руку! – заорала она, сама себя не слыша. Ужас пронзил ее при мысли, что и он не расслышит ее голоса за грохотом лавины. – Давай руку, тролль рябой! – вопила она, как будто это ее должны были спасать, но он не поднимал головы.
Выступ дрогнул, покачнулся. Хродмар дернулся, неосознанно стремясь уйти из ловушки, но уходить было некуда. Откуда-то издалека к Хёрдис пришло воспоминание о пожаре Прибрежного Дома и об этом самом лице, искаженном ненавистью, с пламенным отблеском в глазах и на белых зубах, – лице ее смерти.
Как она ненавидела его тогда! Но разве что-то изменилось? Да, он по-прежнему – ее смерть, но исчезни Рябой Фьялль сейчас из мира, разве испытает она облегчение? Нет, мир опустеет, если из него уйдет эта борьба, эта опасность, эта игра с острым стальным клинком. У нее, Хёрдис Колдуньи, нет в душе ни любви, ни благодарности, ни радости. Есть только обида и ненависть. Только они привязывают ее к жизни, к человеческому миру. Пропади они – что ей останется? Фрейвида больше нет, нет и его врага, и последняя ниточка живого чувства связывает ее с Хродмаром сыном Кари, с ним одним.
Хёрдис протянула руку вниз и изо всех сил застучала по плечу Хродмара.
– Эй, очнись! – кричала она, холодея от мысли, что его уже не вытащить. – Ты куда собрался, урод косматый! Не уходи от меня!
Хродмар дернул головой, судорожно потянул в себя воздух, и Хёрдис восторженно затеребила его, чувствуя, как от каждого ее движения выступ дрожит сильнее.
– Не уходи от меня! – отчаянно кричала она, обращаясь не столько даже к Хродмару, сколько к самой судьбе, моля оставить ей последнюю, может быть, связь с людьми. – Не уходи, я не хочу без тебя жить! Я ненавижу тебя, ты мне нужен! Кроме тебя у меня ничего нет!
Хродмар снова дернул головой, повернул лицо к ней и судорожно заморгал.
Далеко не сразу Хродмар понял, что его тормошит за плечо не каменный обломок, а чья-то живая рука. Чей-то пронзительный, истошный голос пробивался сквозь грохот и свист мерзлой земли, но никак не мог пробиться. Хродмару казалось, что ему это мерещится. Но голос не отставал и не растворялся в шуме, голос кричал что-то о ненависти и жизни. Пальцы настойчиво дергали накидку Хродмара.
Разлепив тяжелые веки, с трудом одолевая резь от пыли в глазах, Хродмар посмотрел вверх и увидел смутное пятно бледного лица с безумно горящими глазами. Во сне и наяву, при жизни и после смерти он узнал бы ведьму, образ своей злой судьбы. Она сопровождала его во всех самых страшных мгновениях жизни: она принесла ему «гнилую смерть», пожар, Большого Тюленя, великана в Медном Лесу. Она породила эту лавину! Но ей мало этого, она не хочет оставить его в покое, а пришла полюбоваться, как ее долгие усилия наконец увенчаются успехом!
Хродмар мотнул головой, пытаясь отогнать дурное видение, но ведьма не отставала, исступленно кричала что-то, дергала его, протягивала узкую серую ладонь, замаранную каменной пылью. Таким жестом предлагают помощь. Но Хродмар охотнее принял бы лапу Нидхёгга, чем руку квиттинской ведьмы.
«Пошла прочь!» – хотел крикнуть он, но из горла рвалось только хриплое рычанье, больше похожее на рев разъяренного зверя.
Хродмар, несомненно, узнал ту, что пыталась его спасти; в глазах фьялля сверкнула такая восхитительная ненависть, что Хёрдис стало жарко, и волна новых сил выплеснулась откуда-то из неисчерпаемой глубины ее темной души. Она снова протянула руку, но Хродмар с трудом повернулся – каменные обломки уже засыпали его ноги выше колен, – стараясь отстраниться от ведьмы, качнул в руке топор, но поднять оружие не хватало сил.
Он не примет помощи от нее! Вот дурак – сейчас не время разбираться! Хёрдис задохнулась от негодования, хотела крикнуть что-нибудь обидное, но не придумала ничего подходящего и тем сберегла силы. Это урод предпочитает умереть, чем принять ее руку! Но если Хродмар откажется, то все кончится: и ненависть, и месть, и жизнь. Он должен принять помощь! Не от нее, так хоть…
Зажмурившись до боли, Хёрдис восстановила в памяти лицо Модольва Золотой Пряжки. Сейчас только этот человек из окружения Хродмара пришел ей на память, но в нем она была уверена – Модольву Хродмар доверяет как себе самому. Не помня никаких заклинаний, Хёрдис сосредоточилась. И, как всегда в мгновения сильных душевных потрясений, в глубине души проснулись темные и могучие силы.
– Хродмар! Мальчик мой! Давай руку, скорее!
Бледное пятно, склонившееся над качавшимся валуном, было лицом Модольва. Хродмар отчетливо видел растрепанные косы, свисавшие вниз, широкие щеки и толстый нос своего родича, рот в окружении желтоватых прядей бороды, искаженный волнением и страхом. Ему редко приходилось видеть Модольва ярла в волнении или тревоге, но нынешний случай, что ни говори, того заслуживал. Прямо перед глазами Хродмара была знакомая широкая ладонь, загрубевшая от многолетнего трения о весло и рукоять меча.
