— И впрямь, херня, — как-то грустно произнес талерманец, и они какое-то время курили молча.
— Я знаю, ты хочешь скорейшего возвращения в Эрхабен, — она решила не ходить вокруг да около, и решить этот вопрос раз и навсегда.
Виктор вдруг странно вздохнул.
— Хочу. Понимаешь, сейчас хороший момент. Тадеус не станет вечно тебе прислуживать. Я уже говорил тебе. И про план рассказывал. А воинскому искусству ты можешь учиться тайно. Но принимаешь решение ты, — не поворачиваясь к ней, выдавил из себя Виктор.
— Ты прав. Хороший момент и хороший план. Но дело во мне. Не могу я сейчас вернуться. Я не выдержу такую жизнь. Пусть я буду влиять на решения, но все будут смотреть на меня как на ничтожество. Ещё долго никто не будет воспринимать меня всерьез. А я должна буду лицемерить, интриговать, терпеть святошу папашу, и унижаться, делая вид, будто меня все устраивает. Это невыносимо. Я в любой момент могу впасть в безумие и просто отдать приказ Тадеусу сравнять весь Дворец с землей! — искренне воскликнула Эрика.
— Думаешь, другим было проще? Путь к власти тернист и опасен, — возразил Виктор.
— Мне плевать на других. У каждого свой путь. Можешь считать, что я проявляю непозволительную слабость, но я все уже решила. Я не готова. Ты тоже решай. Ты можешь остаться, а можешь просто уйти, — предложила Эрика.
— Ладно, подожду, пока ты будешь готова, — обреченно ответил Виктор и ухмыльнулся. Вполне ожидаемый ответ.
— Вообще-то мы уже докурили. Да и дождь опять собирается. Может в путь? — бросила принцесса, и принялась подниматься.
— Ну да, пора, — не возражал талерманец.
— А голову зачем взял? Я понимаю, рог. Но это… Мне её на кол насадить в своей комнате? На хер она нужна? — спросила принцесса, морщась, когда её взгляд зацепился за ту злосчастную корзину.
— Почему бы и нет? И вообще, похвастаешься, мол, сама срубила, — съязвил талерманец.
— Выкинь лучше, мне есть чем хвастаться, — огрызнулась Эрика.
— Шучу я. По идее это сбежавший смертник. Все-таки его ищут. Ты сделала доброе дело, устроила казнь убийцы, — наигранно похвалил её талерманец.
Принцесса не особенно помнила, как они добрались до замка. Ей казалось, сил не было даже на то, чтобы думать. Хотелось впасть в забытье. В себя она пришла только на заднем дворе, где её встретили гвардейцы, а вскоре там была вся челядь. Немудрено, вид её казался весьма потрепанным. Началась суматоха. Стражников и челядь взял на себя Виктор. Гвардейцы поначалу опешили от её внешнего вида, а после пояснений, почему все-таки на ней кровь, были и вовсе шокированы. Посыпались вопросы. Тут всю усталость как рукой сняло. Ей было что поведать, а главное, стыдно за это не было.
Когда Алан вместе с Лютым вошли в зал, гости уже расселись. Рядом со столом наследницы, за которым предстояло сидеть и гвардейцам, стояли столы для Советников с их семьями, потом шли столы для каких-то мелких баронов, чьи фамилии было даже лень запоминать. Ну а дальше, столы для незанятых караулом стражников, и свободной от обслуживания пира челяди. Обычный пир, если не считать грядущего сюрприза, о котором умудрился он узнать. А так даже странно, вроде как у наследницы день рождения, а из Эрхабена никто не приехал, Император только прислал своих людей, с подарками.
Гости уже принялись за трапезу. Челядь и стражники начали веселиться. Знатные господа вели себя как обычно. Поначалу они всегда сидели со скорбными лицами. Алан никак не мог взять в толк, почему у благородных так принято, скорбеть вначале пира? Заканчивалось все одинаково. Кто-то уходил чуть ли не вначале. И вот зачем, спрашивается, приходить? А иные хлыщи изрядно напивались, и происходящее превращалось в веселую попойку. Бароны и даже графы подпевали певцам, ругались с женами, порывались штурмовать бордели, причем за компанию со стражниками, с которыми перед этим играли в азартные игры.
— А на поле разбросаны кишки, Проклятый, тяни свои мешки…, - залихватски запел Лютый. Именно эта песня звучала, когда Алан с варваром вошли. Они уже успели выпить накануне, причем так изрядно, что даже Лютого немного торкнуло.
— Заткнись, придурок! Не порть мою любимую песню! — возмутился Алан, пихнул гвардейца, и тот едва не полетел на идущую мимо служанку. Лютый выругался, гвардеец же принялся подпевать сам.
— Наше дело, резать и рубить, идет война — значит, будем жить!
Тут его пихнул уже варвар.
— Сам заткнись! Ты не лучше поешь! Тебе рогопес все уши сгрыз!
— Да пошел ты! Рогопсы это по части Её Высочества! — весело отмахнулся Алан.
— А то! Что ни говори, а служить ей не только хорошо, но и не стыдно! — они как раз подошли к столу, и Лютый, присаживаясь, сразу потянулся к бутылке, — И вот ещё друг, ты мне скажи, и кто же ей про все премудрости охоты на рогопсов поведал? Я! Я постарался! Я говорил, её ждет великое воинское будущее!
— Ты? Говорил? Когда? Что-то я не припомню такого! — возмутился Алан. Варвар больше всех говорил, что девицам не место на войне. Разумеется, не самой Эрике, он хоть и дурак, но не настолько. Но все же!
— А я ей лично это говорил! — принялся настаивать Лютый, а сам уже наполнял их кубки, — И вообще, давай лучше выпьем за виновницу торжества! За Её Высочество! — он поднял кубок. Алан спорить не стал, и поднял кубок следом.
— За Её Высочество, и за самую лучшую службу! — выпалил гвардеец, в чем не лукавил. Служить у наследницы ему нравилось.
Только они выпили, певцы запели припев одной из самых известных песен среди наемников, и они вместе с варваром подхватили.
— Эге-ге-гей, гой-гой-гой! Проклятый получит души, а наемник — золотой!
— Эх, хороша песня! Душевная! — воскликнул Лютый, и со стуком поставил пустой кубок на стол.
— А-то! Кто их научил? Её Высочество всякую херню петь не позволит! Помнишь, как на пиру она дала нагоняй певцам? — Алан вспомнил первый устроенный Эрикой пир.
Принцесса была весьма недовольна, и потребовала исполнить песни, которые гвардейцы распевали во время совместных пьяных посиделок.
— Помню! Эрика знает толк в песнях! Вот, что, значит, наш человек! А те псы как начали завывать какую-то дрянь! Про весну, лесных нимф, суженых. Тьфу! Херня, а не песни! — возмутился колдландец и рассмеялся.
— Так нормальных песен они и не знали! Олухи, а не певцы!! Да в каждом трактире наши песни поют, как их можно не знать! Её Высочество верно сказала, ещё раз херню запоют, она прикажет их пинками вышвырнуть! А я пожалел несчастных! И вызвался научить их хорошим песням! Вот, глянь, как теперь поют! — заявил преисполненный гордости Алан, и до конца осушил кубок.
