Их можно было понять. Феликсу и самому не хотелось быть зажаренным заживо.
— Нам надо убираться отсюда! — Феликс пытался перекричать обезумевшую толпу.
— Я не бросаю драку с гоблинами, человек! — Готрек продолжал орудовать топором, разрубая по нескольку гоблинов за взмах, разбрызгивая кровь вперемешку с кишками и вырывая ещё бьющиеся сердца.
Феликс уклонился от очередного выпада гоблинского копья и заколол нападавшего ответным ударом.
— Я не о гоблинах говорю! Меня волнует лава!
Повсюду гоблины начали отступать. Находившиеся ближе всех к топору Готрека старались делать это осторожно, остальные же просто начинали бежать. Воодушевившись, Готрек и Феликс насели на них с удвоенной силой, гоня перед собой гоблинов словно скот. Битва на смерть превратилась в кровавую бойню, но за это надо было благодарить лаву. Это обстоятельство полностью устраивало Феликса. И теперь всё, что им с Готреком было нужно, это обогнать лаву.
Земля снова затряслась. За спинами Готрека и Феликса рухнули несущие колонны, и каменный потолок обрушился. Сотни тонн скальной породы обрушились с оглушительным грохотом, похоронив под собой практически всех гоблинов, находившихся в зале. Выживших же ожидала скорая встреча с лавой. Задерживаться в этом месте было смерти подобно.
Они стояли плечом к плечу на вершине склона и смотрели вниз на долину, наблюдая, как улицы древнего города погружались в огненную пучину. У Феликса ныло всё тело, и он был признателен гоблинам за то, что они в панике разбежались на все четыре стороны. По всему небу расползалось чёрное облако пепла, вырывавшегося из жерла вулкана, по склонам которого текли раскалённые лавовые потоки. Очень скоро они дойдут до джунглей и подожгут их словно промасленный факел.
Феликс никак не мог отдышаться. Он вымотался и устал, но никак не мог остановить мысли, крутившиеся у него в голове. Теперь он, кажется, разобрался, что произошло. Катя была колдуньей, вышедшей замуж за Красную Руку. Они были вместе, когда обнаружили самоцвет. И Красная Рука, без сомнения, погиб, тщетно пытаясь, добыть его для Кати. А она сбежала и вернулась в Старый свет, где, должно быть, несколько лет готовила своё возвращение на остров. Возможно, она попала в плен к Золотому Зубу, хотя скорее всего заключила с ним сделку, а уже потом тот её предал. Руны на её цепях, по-видимому, сдерживали её колдовские способности. Ну, а Готрек просто оказался подходящим противником для огненного стража. Вот как-то так, наверное, всё и произошло.
— Прощайте, сокровища Красной Руки, — с печалью в голосе произнёс Убийца, глядя, как крыша центрального дворца скрылась в потоках лавы.
— Ну, не все, — сказал Феликс, демонстрируя ожерелье и пригоршню монет.
— Человек! Там были сокровища, достойные королей. А на это не снимешь и эльфийскую шлюху.
— Некоторым всегда мало. Давай лучше возвращаться к кораблю.
— Я бы лучше остался на этом чёртовом острове, чем снова вышел в море, — мрачно произнёс гном.
— Так и будет, если мы сейчас же не отправимся в путь.
— По крайней мере, тут есть гоблины, которых можно убивать, — пробурчал Готрек.
На этом они отправились к кораблю, а Феликс всё задавался вопросом, встретятся ли они ещё с этой так называемой «дочерью» Красной Руки. И у него было предчувствие, что обязательно встретятся.
Натан Лонг
Победитель Бога Бури (не переведено)
Не переведено.
Дэвид Гаймер
Проклятие вечной жизни (не переведено)
Не переведено.
Уильям Кинг
Смерть и слава!
— Покайся! Это твоя последняя ночь на земле! Конец Света грядёт! — вопил флагеллант.
Феликс Ягер проклял тёмную судьбу, что вовлекла его в эти ужасные события. Он должен быть дома, в отцовском особняке, а не слушать разглагольствования безумного маньяка перед битвой, которая, наверняка, должна стать величайшей в истории Империи. Это было не место для начинающего поэта.
Почему он должен быть здесь? И где Готрек? Последний раз он видел его, когда Истребитель Троллей напивался в компании с таким же, как и он, гномом-изгоем. Вот что за непруха — они проводят в горах шесть дней, охотясь на троллей, а когда возвращаются, то находят армию Империи, расположившуюся лагерем под стенами Хауптмансбурга, а всех трудоспособных мужчин, призванными на службу. Всё, что хотел Феликс — это приличной еды и удобную кровать, а не участвовать в генеральном сражении с орочьими ордами.
— Откажитесь от мирских благ! Избавляйтесь от вещей! Они более не понадобятся вам! Конец грядёт! — не унимался флагеллант.
Феликс с некоторым отвращением уставился на зилота. В отблесках огня зрелище, что предстало перед его глазами, было довольно-таки неприятное. На его худом теле не было одежды за исключением набедренной повязки и рванья, что некогда, возможно, было камзолом. Старые шрамы крест-накрест исполосовывали его руки и ноги. Ярко-красная кровь капала из свежих рубцов на плечах. Гноящие, незаживающие раны уродовали лицо и живот. Безумные голубые глаза смотрели с измождённого голодом лица фанатика. В костлявой руке он сжимал дубинку из дубовой ветки, утыканную ржавыми гвоздями. Некоторые из колотых ран на его теле были явно нанесены собственноручно.
— Легко тебе говорить, отец. У тебя ни медного пфеннинга за душой! Мы…я требую хорошей платы за драку, — крикнул Эузебио. Его тонкая льняная рубашка придавала оттенок истинности его словам. Феликс видел дворян, которые были хуже одеты, чем тилейский наёмник.
— Слишком хорошей, — проговорил сержант Лотар под громкий смех собравшейся толпы. — Всё, что от вас требуется — это стоять в стороне и стрелять из своих арбалетов по зеленокожим дьяволам. Это нам, алебардщикам, предстоит встретиться с ними нос к носу и одержать победу. Вне всякого сомнения, в то время как наши благородные лорды и господа будут стоять в сторонке и поздравлять себя с победой в очередной битве.
Эузебио красноречиво пожал плечами. Очевидно, он думал, что если Лотара хотел рисковать своей жизнью в ближнем бою, то это было его собственной дуростью.
— Да, смейтесь! — возопил фанатик. — Смейтесь, пока можете! Улыбайтесь, как улыбаются черепа! Завтра смерть поглотит всех вас!!
Феликс вздрогнул и поплотнее закутался в свой красный плащ, хотя холодно не было. Сотни пылающих костров и тысячи плотно сгрудившихся тел держали ночной холод в узде. Все солдаты вокруг замолчали. Они были крайне суеверны, а завтра им предстояло бороться за собственные жизни. Слова фанатика содержали грубое зерно истины. Чувствуя, что завладел вниманием воинов, флагеллант выпрямился в полный рост. Он ткнул обвиняющим перстом в Эузебио.
