Проход был свободен. Через несколько минут под издевательские, враждебные крики возбужденной толпы, охранники и воины повели сквозь площадь пленных кронинцев.
Разведывательный отряд потерял дюжину человек — простреленные и проколотые, они остались на месте стычки. Большинство были уже мертвы, остальные умирали от потери крови, сепсиса, и жажды.
Оставшиеся, со связанными за спиной руками, кто с ужасом, кто с безнадежностью в глазах, брели теперь через площадь, и никому их не было жалко — ни Зигварду, пославшему их на позорную смерть, ни Фалкону, в чьи пропагандисткие замыслы они так хорошо вписались, ни воинам, взявшим их в плен, ни народу, выкрикивавшему оскорбления по их адресу, ни присутствующим на площади детям, обнаружившим под ногами свободные камни, размером как раз по руке, и быстро сообразившим, что их не накажут, если они начнут кидать эти камни в пленных.
Детей журили по-доброму, но не очень останавливали. Самые активные мальчики уяснили обстановку. Нужно подобрать камень, а затем выбрать момент, когда никто на тебя не смотрит, или делают вид, что не смотрят, хорошо прицелиться, и швырнуть камень, метясь в середину идущего строя пленных. Таким образом, даже если ты промахнулся и камень пошел влево или вправо от центра, в кого-то из пленных он все равно попадет. Пленные, не имея возможности закрываться руками и локтями, старались втягивать головы в плечи. Некоторые особо меткие мальчики поэтому сочли особой удалью попасть именно в голову, лучше всего в лицо, поскольку кровь на лице заметна сразу, и все видят, делая вид, что не видят, кто именно попал, в то время как при попадании в другие части головы проходит какое-то время, пока струя крови докатывается из-под волос до лба или до щеки, а под слипшимися грязными серого цвета волосами кровь вообще не очень заметна на расстоянии.
Один из пленных, которому камень угодил в шею, упал. Охранник дал знак, и строй остановился. Упавший попытался подняться на ноги. Охраннику показалось, что пленный проявляет недостаточную покорность и вообще намеренно тормозит события исключительно из кронинской своей подлости, и он ударил пленного ногой в ребра. Пленный застонал, перекатился, и сделал отчаянную попытку подняться. На этот раз у него получилось. Строй пленных пришел в движение. В них снова полетели камни.
— Кровопийцы! Живодеры! — кричали вокруг. — На кол вас! На куски вас надо рвать! Убийцы! Кронинская мразь!
Один из камней был явно брошен кем-то из взрослых, или по крайней мере рослым подростком — слишком сильно для ребенка. Камень попал одному из пленных в висок, и пленный рухнул на землю. Строй снова остановился. Подошел охранник и пнул пленного, но тот не отреагировал. Тогда по сигналу командира охраны подъехала телега, запряженная одной лошадью, и два охранника, крякнув, подняли труп и закинули на телегу.
Брант развернулся круто и шагнул к проулку. Остановившись, он обернулся и потянул Нико за рукав. Нико опомнился и присоединился к другу.
— Хватит с меня, — сказал Брант. — Кому как, а с меня хватит.
Было не очень понятно, что он имел в виду, но Нико сказал:
— Да. Ты прав.
— Тебе-то что? — спросил Брант. — Ты ж привычный ко всему.
— К такому не привыкают, — отозвался Нико. — Что ж я, по-твоему, изверг какой?
— Болото, — сказал Брант. — Быдло.
Некоторое время Нико молчал, рассматривая дома вокруг и редких прохожих, опаздывающих, спешащих на площадь, а потом сказал:
— Соблазнители малых сих.
Брант удивленно посмотрел на него.
— А?
— Да нет, ничего, — сказал Нико. — Просто почему-то на ум пришло.
Брант внимательно смотрел ему в лицо. Нет, ничего особенного Нико действительно не имел в виду — просто ляпнул, что взбрело ему в беспутную башку.
Наивность и мудрость, подумал Брант, определенно состоят в каком-то родстве. Не то двоюродные, не то тетя и племянница.
* * *
В своем кабинете, положив ноги в сапогах на массивный письменный стол, Фалкон читал новую исследовательскую работу славского историка. К славским авторам он питал тайную симпатию. Он с удовольствием питал бы такую же, если не еще большую симпатию к артанским авторам, если бы они его радовали время от времени чем-нибудь стоящим, но, увы, стоящего у малочисленных артанских писак, изрекающих псевдо-мудрости, не было ничего в данный момент, и в прошлом тоже не было, и как человек абсолютно объективный в вопросах культуры, по крайней мере наедине с самим собой, Фалкон не мог этого не признавать.
Исследуя и комментируя древние летописи и сопоставляя их с археологическими находками археолога Лейки, сделанными под эгидой Кшиштофа, смелый слав пришел к смелым выводам. По его логике, которая, как логика любого талантливого и страстного автора, казалась неопровержимой, Северное Море было когда-то теплым, и вся территория сегодняшнего Славланда была гораздо мягче и уютнее климатически. Сегодняшние славы пришли на территорию с востока после похолодания, произошедшего лет пятьсот назад. До этого Славия и Артания были одной страной — Ниверией! А сегодняшняя Ниверия как раз и была Артанией.
Ниверийская Империя, которую основал Ривлен Великий, имела обширные территории и высокий уровень цивилизации. Как все империи, она в конце концов начала слабеть из-за наплыва в нее чужаков, не желающих воспринимать местные устои.
Неизвестно, откуда взялось странное племя, давшее начало сегодняшним артанцам — но именно это племя осело на крайнем западе Империи и стало быстро размножаться. Леса на территории к западу от Славских Валов вырублены были еще когда Империя сохраняла централизованную структуру. После раскола и захвата столицы варварами с юга, весь запад — сегодняшняя Артания — откололся, и около столетия жил по инерции смесью цивилизованных и дикарских устоев, пока не покончили с лесами, после чего население впало в окончательную дикость.
Автор привел пассаж из летописи:
«И сказал ему, Отколь изделия прекрасные, ткани добротные, стекло тонкое, оружие лучшее, топоры, что невозможно затупить? Отколь влага терпкая? Виноградники есть, а не хватает терпения настаивать влагу по многу лет. Отколь одеяния изящные для женщин наших, серьги червоные, кольца искристые? Ибо говорю тебе, брат мой, вторгнись мы, потеряем все, ибо развалин городов посреди паслись бы табуны да отары, но не было бы красоты на свете».
Славский исследователь остроумно доказывал, что в рукописи, найденной в какой-то артанской пещере, записан был разговор двух воинов отколовшейся части Империи — цивилизованного воина и дикаря, и что цивилизованный призывал не вторгаться в метрополию — теперешний Висуа, где все было ого-го, а во всех остальных местах полный шиш. Вообще, славов послушать, так они и мамонтов изобрели, хотя мамонтов как раз изобрел Базилиус в своей второй дурной ипостаси. Впрочем, все может быть. Славы, возможно, особый народ. К примеру, я сам полуслав, а владею Ниверией.
