Всего лишь решил представить себе, что ждет в мире, где обязательно быть «мужиком» - не мужиком как таковым, ведущим себя по-мужски, а мужиком стереотипным, который ничем не интересуется, кроме футбола, тачек и драк, и за любой косой взгляд бьет в морду. И уже забормотал: а что же там такое-то будет? Докатились до того, что уже посторонние мужики, причем явно из этой самой породы «настоящих», советуют не париться и купить шокер.
Он выдернул из почтового ящика газету и направился в дом, но раздраженно отшвырнул ее, едва завидев на первой полосе отчет о соревнованиях между школьными патриотическими клубами. Каваев вон сам такой же, но имеет в мире мужиков больший вес, так как работает на малооплачиваемой, зато суровой мужской работе, цемент разгружает – силен, значит, просто с тараканами в голове. Может, и ему устроиться грузчиком? А еще лучше в тот же магазин, где Юрка. И сурово, и с другом.
В разделе «сообщения» в соцсети его ждал ничего не значащий бытовой вопрос от Егора Ахмелюка. Букарев что-то накатал в ответ, откинулся на спинку стула и обнаружил, что у него раскалывается голова – по-видимому, начало падать атмосферное давление и завтра сменится погода, а может, уже и сегодня ночью будет знатная гроза. Щелчок возвестил его о получении нового письма от Ахмелюка.
«Ты чего, на неприятности нарвался? Мне тут сосед сказал, что тебя видел в маршрутке, ты про каких-то качков и судилище бормотал».
«Нет, задумался просто, как бы выглядел мир, в котором быть качком обязательно» - отстучал в ответ Букарев.
«Ты это, меньше запаривайся по всякой шняге. Пива хочешь?»
«Сегодня же понедельник, ты ж работаешь».
Ответ пришел спустя минуты три:
«Так не сегодня, завтра. Завтра Мансур целый день будет, мы с ним поменялись, он в воскресенье собирался куда-то».
«Ну, можно бы».
На этих словах он вышел из соцсети, не торопясь, покурил на веранде, выпил таблетку от головной боли и сам не заметил, как заснул.
Сон его был коротким и тревожным. Сначала Букарева пыталась укусить огромная кавказская овчарка. Потом он шел куда-то по мосту, который чуть позади него обрушился, а впереди стояла… впереди стояла женщина с закрытым темной вуалью лицом, говорившая ему:
- Не надо… Не делай так… Сохрани себя…
Затем женщина, высунув из широченных рукавов бесформенного черного платья тонкие, изящные кисти рук, стала приподнимать вуаль. Что-то знакомое откликнулось в памяти в чертах ее лица, а когда она полностью открыла его, Букареву стало ясно – перед ним Камелина, та самая, которая пыталась ему внушить мысль о бессмысленности перекраивания личности под стандарты мужиков. Камелина смотрела на него и бессмысленно улыбалась, он силился что-то сказать, но не мог. Потом она исчезла, растаяла в воздухе, исчез и мост, Букарев стоял на широкой дороге посреди бескрайнего поля, в воздухе витала странная легкость, не дававшая толком сосредоточиться. И снова воздух прорезал голос Камелиной – не надо, не стоит, ты ценнее, чем чьи-то стандарты…
Он дернулся, пытался прогнать видение, но проснулся. За окном бушевала неистовая буря, отчетливо слышалось шипение капель ливня, врезающихся в слой воды, уже успевший покрыть дорогу за окном. Голова больше не болела, и воздух вокруг был наполнен грозовой свежестью и той самой странной, но такой чарующей легкостью, которая ясно говорила без слов – наплюй на все, каждый из нас ценен как данность, стандарты созданы для тех, кто не умеет думать и находит свое…
Букарев потянулся за телефоном. Пятнадцать минут второго, небо уже успело превратиться из чернильного в темно-синее, через полчаса будет уже светло. Он проспал больше шести часов. Сна уже не было ни в одном глазу, оставалось только подняться с дивана и пойти покурить – может, уже и нет смысла сегодня ложиться, даже стандартные восемь часов – это было уже много, стало быть, шести с половиной вполне себе достаточно. Когда же он начал нашаривать на тумбочке пачку сигарет, экран мобильника снова засветился. Букарев успел схватить и нажать «ответить» еще до того, как аппарат издал какой-то звук.
- Не спишь? – знакомый голос, все ясно, отец. Как-то узнал про историю в маршрутке и сейчас начнет допрашивать.
- Не, проснулся. Случилось чего?
- А то ж. Открытие сезона! С первым днем легальной рыбалки тебя. Пойдешь завтра?
Рыбалка с отцом была доброй традицией, когда забывались все склоки и распри, отец и сын переставали быть идеологическими оппонентами в вопросах маскулинности и ее смысла и становились просто отцом и сыном. Завтра, точнее, уже сегодня – шестнадцатое июня, праздник всех сероводских рыбаков, Укметь была нерестовой рекой, и любая рыбалка на ней была строжайше запрещена ровно до этой даты, а в год с холодной весной – и до двадцать шестого, и даже до одиннадцатого июля как-то было. Впрочем, в июне здесь все равно клевало плохо, рыба была занята размножением. Рыбнадзор здесь был еще более бешеный, чем нерестящаяся селедка (или какая там рыба во время нереста ведет себя как ошпаренный кабан), и можно было словить штраф даже за заплывшего в сапог пескаря.
Букарев ободрился. Может быть, утренняя рыбалка добавит расположенности в натянувшиеся семейные отношения.
- Ну так как, ты идешь? Рано не пойдем, часа в четыре, может, в пять, гроза только что кончилась.
- Иду, конечно. Ловить на что будем?
- А ты никаких приманок не готовил?
- Нет, я и забыл, что шестнадцатое завтра.
- Ладно, у тебя хлеб свежий?
- Не-а.
- Так и знал, что придется все самому брать. Ладно, спи, я тебе в половине пятого позвоню. Будь готов.
- Идти долго буду, мне ж далеко из центра.
- Я за тобой заеду. Куда поедем, на реку, может, на пруд пойдем? На карася брать?
- Не знаю, давай на реку, - согласился Букарев. – Не будет клевать, на пруд пойдем.
- Все, давай тогда. Будь на связи.
Отец отключился, не сказав ни слова о происшествии в маршрутке, значит, не в курсе. Да, собственно, откуда он узнает? Тот сосед вряд ли с ним знаком, Ахмелюк не сдаст, а больше никто и не в курсе. С этими мыслями Букарев повернулся на бок и вырубился.
Проснулся он уже утром, солнце ярко било в глаза, часы на телефоне показывали почти шесть. «Проспал» - подумал Букарев, но пропущенных от отца не было, стало быть, он тоже проспал. Утро было восхитительное – ожидался отменный клев. Немного поколебавшись, он позвонил отцу, удостоверился, что тот тоже досадно проспал самое главное для рыбака время, но оба сошлись на мнении, что еще не все пропало, только шесть утра, и часа три на хорошую рыбалку у них еще есть.
Отец Букарева примчался на своей «четверке» через пятнадцать минут, жестом показал, что направляются именно на реку, и тотчас же сын прыгнул на заднее сиденье, заваленное удочками – на переднем располагался огромный отцовский рюкзак. Лодки у Букаревых не было и приходилось довольствоваться береговой ловлей, донки и спиннинги оба не любили и рыбачили самым примитивным образом – на обычные удочки с поплавком. Естественно, при таком способе ловли редко попадалось что-то крупнее двухсотграммовой густеры или голавля, изредка попадались не очень крупные, хотя и уже взрослые лещи, но сейчас у рыбы должен быть посленерестовый жор, и перспектива наловить полный садок хотя бы мелкой плотвы, а потом завялить ее и всю зиму заедать ею пиво, обоим казалась заманчивой. День обещал быть солнечным, тихим и нежарким. Грядущая рыбалка казалась идеальной.
- Я вот тут думаю, может, лодку на следующий год купим… - размечтался Букарев-старший, сворачивая на грунтовку, ведущую к «рыбацкой парковке» - широкому лугу, поросшему низкой травой, возле впадающего в Укметь безымянного ручья. – Не все же с берега ловить, как школярам. Что думаешь, Малевич?
- Малевич творил в несколько ином стиле, - сдержанно отозвался Букарев-младший.
- Ну да, он комиксов про японских девок не рисовал. И тебе бы не советовал!
