– Проверить! – отдал приказ Емел стоявшим поблизости стражникам, кивком указав на парочку святош.
Приказ городского главы – закон! Он да воевода княжий – вот власть, выше которой не только в Динске, но и во всех северных землях Далечья не было. Рьяно кинулись солдаты волю Емела исполнять и, как водится, переусердствовали: не просто для расспроса монахов остановили, а, едва подбежав, тут же за руки странников схватили да с голов капюшоны сорвали. Толстячок-монах испуганно голову в плечи втянул и покорно на колени повалился. А вот второй сопротивляться стал, жесткий отпор налетчикам дал, не посмотрел, что казенный люд. Едва капюшон с его лысой головы упал, вывернулся приезжий из рук двоих стражников, а третьему, как раз тому, кто до него дотронуться осмелился, так сильно кулаком в грудь ткнул, что тот шагов на пять назад отлетел, парочку мешков сбил, на землю повалился и затих.
Осерчали солдаты, гурьбой на монаха набросились: не только те, кто приказ Емела выполнял, но и те, кто поблизости оказался. Около дюжины служивых набежало, но не судьба им была монаха за ослушание и дерзость наказать. Вертелся божий человек юлою, от ударов кулаками да алебардами ловко увиливая, а когда сам бил, то не мазал, точно в цель его удары приходились, и каждый одного-двух солдат на землю валил. Подивился Емел такому проворству да силе, еще пуще брови густые сдвинул. Не зря возникло у него подозрение: не монах то вовсе был, а лазутчик вражеский, с целью недоброй в Далечье прибывший.
На шум драки сбежались все стражники портовые, около трех дюжин их было, и чужак, хоть в кулачном бою и мастером был, не устоял. Смекалистый солдат ему под ноги сзади кинулся, оступился боец заморский, на спину упал, тут-то его и повязали. Городской глава еще и приблизиться не успел, а солдаты обидчику руки с ногами уж веревками спутали да лохмотья, что от рясы остались, с плеч сорвали. Была на заморском госте не одежда парчовая, не драная хламида крестьянская, не кожанка стеганая с кольчугой, в которых наемники обычно ходили, а настоящие стальные доспехи. Хотели уж стражники, потасовкой разгоряченные, чужаку для науки пару раз сапожищами по скулам пройтись, да остановил их Емел, не дал самоуправству свершиться. Странным показалось городскому главе, что рыцарь к ним в гости пожаловал; чурались благородные ратники вражеские дела шпионского, считали его низким, непристойным занятием.
– Кто таков?! Как руку поднять на слуг княжеских осмелился?! – строго спросил Емел, а неизвестно откуда появившийся рядом толмач тут же слова господина на заморский язык перевел.
Не только щуплый толмач, но и стражники завидное проворство проявили, чужака сперва подняли, а затем на колени перед главою поставили. Да только рыцарь, и на коленях стоя, гордо в лицо Емелу смотрел и ни чуточки солдат, его полонивших, не боялся.
– Зовусь Витором варк Боргом! Титулом хвастать не буду, все равно вы, дальчане, в геральдике нашей не разбираетесь! – вызывающе ответил рыцарь по-алеченски и сплюнул на землю кровавой слюною.
Емел от удивления чуть рот не открыл, а по рядам столпившихся стражников прокатился зловещий шепот, некоторые помоложе даже пугливо попятились. Имя Витора варк Борга было хорошо известно в Далечье. В только что отгремевшей войне он командовал тремя сотнями пеших латников. Много бед натворили солдаты варк Борга, сам князь далеченский за голову рыцаря большую награду назначил. Подумалось вначале Емелу, что врал пленник. Потом понял, что нет, правду он говорил. Не принято было у заморских воителей чужим именем называться, считалось это одним из самых тяжких проступков. Да и какой смысл рыцарю чужие грехи на себя брать? Это ж все равно что собственными руками на своей шее пеньковую веревку затягивать!
– Да как же ты, пес грязный, осмелился на землю Далечья ступить?! – вскипела ярость в сердце Емела, который двух сынов в боях потерял.
– По приглашению князя вашего прибыл, – ничуть не испугавшись гневного взора главы, ответил варк Борг. – Вели воеводу позвать, иль пусть твои увальни к нему меня отведут!
– Голову мерзавцу срубить, в мешок и в Киж отправить! – взял себя в руки городской глава и огласил приговор. – Тело же в воду бросьте, подальше от берега… камня на шею не надо… броня на мерзавце тяжелая, сам потопнет!
Не поверил Емел словам чужака, а зря, чуть было беду на свою голову не накликал. Едва стражники рыцаря связанного к воде поволокли, как появились в порту дружинники княжеские. Дюжины три их было, все верхом и в полном боевом облачении, а привел их Нерода Щербатый, лютый вояка, правая рука самого воеводы.
– Ах, что ж ты, пень трухлявый, делаешь?! Как осмелился в дела княжие лезть?! – пробасил Нерода и едва спешился, тут же за бороду Емела крепко ухватил. – Воеводов это гость, не смей в дела тебе неподвластные нос длинный совать!
Ратники быстро стражу городскую растолкали, да те, если честно признаться, сопротивления совсем и не оказывали, отошли в сторонку и безмолвно взирали, как Нерода Щербатый их начальника прилюдно за бороденку таскал и затрещинами потчевал. Тем временем дружинники плененного рыцаря развязали, на коня усадили и с собой увезли. На том все вроде бы и закончилось, да только Емел, которому крепко досталось, в сердце злобу лютую затаил и решил и с Неродой, и с рыцарем, а заодно и с самим воеводой непременно поквитаться.
* * *
Не ужиться двум медведям в одной берлоге; не водить волчью стаю двум вожакам. Уж который год мешал Емелу воевода, а тот ему в отместку по любому поводу пакостил. Не могли никак слуги княжие власть в Динске и окрестностях поделить, хоть и разными делами занимались, но нет-нет да и залезал кто-то в чужой огород. В первое время чуть ли не по каждому случаю мчались в Киж гонцы с доносами иль жалобами, но только не любил правитель Далечья, когда его по пустякам беспокоили. Строго-настрого запретил наместнику с полководцем друг на дружку мелкие кляузы писать. Долго ждал Емел подходящего случая, чтобы донос князю направить и расписать подробно, как воевода, им поставленный, властью злоупотребляет и произвол чинит. Не было повода, а теперь подвернулся! Хоть пришлось Емелу позор при честном народе стерпеть, но все же радостно было у управителя городского на душе. Оплошал воевода, открыто в сговор с врагом заклятым вступил, пригласил в Динск не кого-нибудь, а супостата кровожадного, за чью голову сам князь недавно золотом готов был платить.
Чтобы козни злодеев-заговорщиков подробней разузнать и как можно красочнее их в письме казенном расписать, послал городской глава в дом воеводы соглядатая – шустрого и ловкого паренька, которому Емел лишь самые ответственные поручения доверял. Послал утром, как только из порта воротился. Теперь уж ночь на дворе, а от лазутчика так и не было вестей. Нервничал управитель, злился, все палаты шагами измерил и всех домочадцев со слугами по углам расшугал. Боялся сановник, как бы ненароком дружинники воеводы шпиона его не поймали и у него лишнего не выпытали, тогда уже не полководца, а его голова под ударом была б… Лишь к утру соглядатай вернулся и, не вдаваясь в неинтересные подробности, как он в палаты воеводы тайно проник, поведал вот о чем.
