Человек в белом стоит на кормовой надстройке, прикрытой навесом от стрел, летящих с «Молота».
Трое уцелевших Белых бойцов бросают оружие и поднимают руки.
Доррин спешит к корме.
Белый маг выпускает в него очередной шар, в очередной раз отражаемый посохом.
— Стой, Черный червь! — рявкает чародей. — Стой, не то я уничтожу весь корабль!
— А зачем? — спрашивает Доррин, остановившись. Его чувства направляются к кряжистому бородачу, представляющему собой сгусток хаоса.
— А почему бы и нет? Ведь ты собрался уничтожить меня!
— Так ведь ты, сдается мне, явился сюда с не такими уж мирными намерениями, — замечает Доррин, стараясь сплести вокруг чародея кокон гармонии.
Ощутив угрозу, тот принимается обстреливать юношу огнем, но посох отражает и гасит шары, каждый из которых заметно слабее предыдущего. Последний гаснет сам, даже не долетев до посоха.
Доррин делает шаг навстречу бородачу.
Появившиеся было на кончиках его пальцев язычки пламени тут же гаснут. Первый удар посоха приходится по запястью, второй — по шее. Мертвое тело падает на палубу.
Обернувшись и не обращая внимания на Белых, стоящих на коленях, юноша опускается возле лежащей ничком Петры, переворачивает ее и неловкими, окостеневшими пальцами нашаривает в кисете на поясе пакетик с порошком звездочника. Одновременно он старается поддержать силы раненой потоком гармонии.
Рана глубока, под телом растекается лужа крови, но ни сердце, ни легкие, благодарение Тьме, не задеты, а значит надежда есть. Уменьшив кровотечение, Доррин посыпает рану целебным снадобьем. Глаза его горят. Над ним, как однорукий ангел мщения, стоит Рейса.
Наконец он выпрямляется.
— Нужно найти что-то твердое, чтобы ее унести.
— А она... она... — безжизненным голосом начинает Рейса и не договаривает.
— Она потеряла много крови, но я, кажется, поспел вовремя.
Стил перепрыгивает через борт Белого корабля, легко удерживая одной рукой носилки из натянутой на жерди парусины.
— Белые ублюдки....
Четверо бойцов переправляют носилки с одного судна на другое.
Доррин, перебравшись на палубу «Молота», бредет к рулевой рубке.
— Эй, а о своем плече ты позаботиться не хочешь? — осведомляется Тирел.
Доррин наконец замечает, что плечо его и вправду кровоточит. До сих пор боль Петры и Рейсы не позволяли ему заметить собственную рану. Впрочем, голова его болит гораздо сильнее плеча.
Еле двигаясь, Доррин достает остаток порошка, а Тирел помогает ему наложить повязку.
— Как вал? Налажен?
— Пока да. До берега всяко дотянем, но на будущее тебе придется придумать что-нибудь получше.
Доррин, который только тем и занят, что старается придумать что-нибудь получше, вздыхает.
— Надо отцепляться, — говорит он.
— Сбросить крючья! — командует Тирел.
— Потопить беляка? — спрашивает Кил, когда «Молот» отходит от «Змея». — Нескольких ракет хватит.
— Зачем? Не стоит ничего разрушать без крайней необходимости. Кстати, где остальные?
Некоторые из Белых кораблей, как оказывается, пустились наутек, и их паруса уже превратились в маленькие белые треугольнички на западном горизонте. Но несколько судов, каждый с магом на борту, дрейфуют неподалеку от «Молота» и «Змея».
— Туда! — командует Доррин, указывая на самый большой, с высоко поднимающимися над водой бортами барк.
«Молот», не обращая внимания на ветер, идет на сближение и скоро о черное железо начинают разбиваться огненные шары.
— Подайте сигнал к переговорам!
На коротком гюйс-штоке взвивается белый вымпел с голубыми полосками. Вскоре на барке «Белое Пламя» поднимается такой же.
Когда «Молот» оказывается на траверзе «Пламени», Доррин сдвигает железный ставень рубки и обращается к стоящему у поручней человеку.
— Я хотел бы передать послание для Высшего Мага.
— Это за пределами моих полномочий, — кричит, перекрывая плеск волн, Белый капитан. — Я могу вручить его лишь нашему магу.
Доррин бросает в корзину навощенный запечатанный мешок с письмом, которое они с Лидрал составили и переписали в нескольких копиях на пергаменте еще на прошлой восьмидневке. Молодой матрос подцепляет корзину шестом и протягивает над водой. На судне противника Белый матрос вынимает из корзины мешок и вручает своему капитану. Тот уходит с ним на корму.
Корабли расходятся.
Очень скоро выясняется, что у Белого мага не нашлось другого ответа, кроме града огненных шаров.
— Идиоты! — бросает Доррин, обернувшись к Килу.
— Задать этим гаденышам? — спрашивает брат.
— Стреляй! — кивает Доррин, морщась от головной боли.
Пять пущенных с «Молота» ракет взрываются на деревянной палубе «Пламени», и очень скоро корабль, в полном соответствии со своим названием, обращается в пылающий факел. «Молот», пыхтя, направляется к третьему фэрхэвенскому судну с очередным пергаментом.
Доррин закрывает глаза, хотя это не имеет значения. Постоянные приступы жуткой головной боли все равно не дают ему видеть.
На сей раз «Молот» не встречают шарами. «Гордость Рассвета» поднимает флаг переговоров, принимает послание и уходит на запад. Еще три судна с магами на борту уходят следом.
— Возвращаемся, — говорит Доррин Тирелу, утирая лоб. — Не стоит попусту переводить уголь.
— Ну, угля-то у нас вдосталь, — смеется Тирел.
— Жаль, что ты не спалил их всех! — не в силах сдержать клокочущей ярости, заявляет Рейса.
— Это не исцелит Петру.
— Знаю. Но я все равно ненавижу этих ублюдков.
— А я... мне, знаешь ли, неохота расставаться со зрением, — Доррин вздыхает, понимая, что должен быть сильным, как Креслин, и мириться с неизбежными последствиями. Но ему так нравится смотреть на Лидрал, на море... И он не уверен в том, что на сей раз его зрение восстановится. Похоже, что каждый последующий акт разрушения, даже будучи слабее предыдущего, вызывает у него более сильную и длительную боль.
— Понимаю, — Рейса касается его плеча, и он ощущает всю ее боль, источники которой скрываются и в прошлом, и в настоящем. — Просто сознание того, что твои близкие сами сделали свой выбор, не утешает. Когда-нибудь ты это поймешь.
На самом деле Доррин прекрасно все понимает, ведь слишком многие пострадали из-за его мечтаний. Вместо того чтобы напомнить Рейсе об этом, он негромко говорит:
— Ни миру, ни Равновесию нет дела до наших чувств. Но это не значит, что я их не испытываю.
— Вот почему ты великий маг, — откликается Рейса, уронив руку. — И вот почему многие люди следуют за тобой. У тебя есть и мечты, и чувства, но ты не даешь ни тому ни другому подчинить себя.
