— Почему? — спросил он.
— Что?
— Почему ты хочешь себя ущипнуть?
Она улыбнулась, и потерла лицо руками.
— Мне кажется, будто я сплю.
Хозяин насмешливо поднял бровь, без зазрения совести прочел мысли рабыни, и усмехнулся:
— Все-таки ты чудная. Ты принадлежишь жестокому демону, носишь под сердцем свирепое чудовище, сегодня состоится соревнование, которое может тебя убить, и вместо того, чтобы драть на себе волосы, как нормальная человеческая девка, ты размышляешь о том, как тебе повезло? Вредно тебе думать, henba. Вставай. Кстати, — между делом произнес Амон, натягивая на себя одежду, — забыл сказать. Все твои страхи глупые. И чем больше ты с ними борешься, тем сильнее они на тебя будут нападать. Хочешь одолеть свой ужас — просто прими его. Ясно?
Поколебавшись, девушка кивнула.
* * *
— Сегодняшнее состязание окажется последним для той из вас, — вещал с трибун глашатай, — которая не поймет, что Стихия не приемлет трусости, и лишь бесстрашие и отвага способны ее контролировать.
Девушки с удивлением выдохнули. Стало быть, не приемлет трусости? А что тогда значили все предыдущие состязания? Бросаться в гущу мечущихся животных, увертываться от стрел? Что это? Риск жизнью забавы ради? Претендентки с недоумением переглянулись, а пафосный герольд меж тем продолжил:
— Каждая из вас, — он обвел рукой четверых претенденток, — чего-то боится. Но только те, кто сумеют победить свой сокровенный ужас, никогда не выпустят Стихию из-под контроля.
— Он издевается? — Кэсс и Вилора, поддерживающие под руки безвольно стоящую Лиринию, переглянулись.
Рядом зашипела Натэль:
— Очень умно! Значит, мы столько времени бегали, прыгали и кидались на драконов, чтобы теперь избавляться от детских страхов? Победить боязнь темноты и поверить, что в шкафу не живет чудовище?
— Успокойся, — одернула ее вампирша. — Сдается мне, будут нам и битвы, и драконы…
Она осеклась и застыла, выпустив руку безучастной ко всему Лири.
— Звездочка… — тихий мужской голос, родной и полный муки, заставил сердце сжаться.
Несчастная шагнула вперед, обратившись в слух.
— Звездочка… За что? Неужели я мало тебя любил?
Жена, мать, воин — она застыла посреди Поприща. Дышать стало больно. Воздух застрял в груди, в голове шумело. Арена, зрители, подруги по несчастью — все исчезло, остался лишь голос…
— Прости…
— Прости? — он возник, словно из ниоткуда, стремительный и страшный в своем боевом обличье.
Ви смотрела, не в силах отвести глаз. Она думала, что уже забыла его, но, как оказалось, память сохранила все: от выражения лица, до поворота головы. Её муж. Первый её мужчина. Единственный, кого она когда-либо любила. Так не похожий на демонов, среди которых приходилось жить последние полгода. Вампиры не отличались мощностью и шириной плеч. Напротив, они были по-юношески узкокостными и гибкими. Но при этом по силе почти не уступали крылатым обитателям Ада.
Сверкнули глаза цвета вороненой стали на нечеловечески прекрасном лице. И грозный воин бросился на свою жертву. Но она стремительно отлетела в сторону, увертываясь от меча, который когда-то хотела подарить ему на годовщину. Боль, страх, раскаянье заставили злополучную претендентку тоскливо завыть… Туман, клубящийся вокруг, бесследно поглотил её полный отчаяния крик.
…- Где Вилора? — Нат жадно озиралась, пытаясь увидеть исчезнувшую в густой белой мгле.
Никого. Даже зрителей, и тех не видно. Девушка стояла одна среди медленно клубящейся дымки. Хотя, нет. Рядом была еще Кассандра.
— Кэсс, надо найти её! — растерянно сказала суккуб. — Этот туман — странный какой-то. Лучше держаться всем вместе.
— Вместе? — со странной небрежностью в голосе произнесла ниида. — Ты искренне думаешь, будто кому-то хочется быть вместе с тобой?
Собеседница захлопала глазами:
— Ты что? Мы же бились плечом к плечу! Ты ведь знаешь — на меня можно положиться! — сказала она, все ещё не понимая поведения подруги и от души полагая, будто та просто сильно напугана.
— Положиться? На тебя? Брось! Как можно положиться на похотливую, жалкую, неуверенную в себе хабалку? Неужто ты и вправду полагаешь, что я забыла твою выходку на приеме Рорка? Такое не прощается.
Обидные слова стегали больнее хлыста.
— Я понимаю, уже ничего не исправишь, — залепетала несчастная, — но ты должна знать — мне до сих пор стыдно…
Голос ее при этом звучал так, словно в горле застряла кость:
— Я поступила подло. Просто, очень тебе завидовала. Ты всегда держалась от нас особняком и с таким достоинством, что я чувствовала себя настоящей дешевкой! Но, я ведь тогда еще не знала, какая ты. Просто чувствовала — лучше меня и… завидовала! Завидовала тому, что тебе было плевать на нас, что ты, оставаясь одна, не чувствовала себя изгоем. А я всю жизнь изгой, понимаешь? Изгой, к которому липнут жадные взгляды! Пойми, я всегда хотела быть похожей на такую, как ты…
Та, к которой обращалась эта страстная полная искреннего раскаяния речь, слушала молча, но, несмотря на молящий взгляд подруги, смотрела надменно и брезгливо кривила губы:
— Прекрати оправдываться, Натэль. Думаешь, выставила меня голой и сама стала лучше?
— Нет, я…
— Замолчи. И слушай. Посмотри на себя. Ты никогда не станешь такой, как я. А знаешь почему? Потому что ты хуже. Просто хуже. Ведешь себя, как последнее отребье, поэтому и имеет тебя тоже только отребье. Оглянись вокруг, нормальным ангелам и демонам ты неинтересна. Тирэн? Риэль? Фрэйно? Ни один на тебя не позарился. Ты. Пустое. Место. И даже не тешь себя иллюзией, будто мы подруги, — с этими словами противница вытянула из ножен меч, и перебросила его из руки в руку. — Твои подруги — публичные девки из дома удовольствий, твои мужчины — те, кто захотят тебя купить на пару часов.
— Почему? — суккуб привычно отшатнулась от клинка, которым неприятельница попыталась её достать. — За что так поздно? Отчего не сказала раньше? Зачем делала вид, будто я тебе нравлюсь?
…Кассандра резко обернулась, но ничего не увидела. Все Поприще заполнил белый, вязкий туман. Он полностью поглощал даже звуки шагов и дыхания. Тишина. Но все же девушка кожей чувствовала чей-то внимательный взгляд.
Амон… только бы он не видел, как она бестолково мечется… Он испугается за неё. Надо самой. Самой.
— Амон? Ми-и-илая… Что ты с собой делаешь? — голос, знакомый до обыденности, но все-таки чужой, полоснул напряженный слух.
Медленный поворот головы. Сердце уходит в пятки. Кто это? Насмешливый взгляд черных глаз. Огненные волосы, заплетенные в толстую косу.