Он пожал плечами. Что тут скажешь, в самом-то деле? Глазастая — но как это сейчас некстати.
— Где вы были на самом деле?
— Не только в Листвене. И это все, что я могу тебе сказать.
— Сама вижу, что не только в Листвене. Последнюю неделю дожди лили не переставая, да и холодно купаться… Как? Переход? Куда?
Откуда она… ах, да. Но все равно. Гуннар покачал головой, давая понять, что отвечать не намерен.
— У Ингрид тоже загар везде? — нарочито мягко поинтересовалась Вигдис.
Он мысленно застонал.
— Спроси у Эрика. Я не смотрел.
— Только трогал?
— Творец милосердный, не начинай! Я к ней пальцем не прикоснулся!
Сущая правда, между прочим.
— А я не про палец говорю. Как она, хороша?
— Я же не спрашиваю, с кем ты засиживаешься в «Шибенице» вечерами! — заорал Гуннар. — И о чем вы болтали с компанией Скегги, в тот вечер, когда я загибался!
Об этом как-то обмолвился Олав по дороге. Дескать, начинал разузнавать, куда подручный делся. Да без толку.
— О делах! — Ее лицо стало белей бумаги на столе. — Мой заработок — знать всех и обо всем! И я буду улыбаться и шутить, даже когда хочется выть в голос, потому что мухи слетаются на мед, а не на уксус!
— Улыбаться всем мужчинам от семи до семидесяти?
— Если вы зачастую думаете вовсе не головой — разве это моя вина? Или ты всерьез считаешь, что я заваливаюсь перед каждым?
— Так и я не деру все, что не успевает убежать!
— А я и не про всех! И это не я шаталась невесть где, занимаясь невесть чем, не вали с больной головы на здоровую!
— Твой заработок — улыбаться кому попало, мой — шататься по глухим местам с кем попало, и следить, чтобы с нанимателем ничего не случилось. Не! Было! Ничего!
— Одаренной вдруг понадобился меч?
Гуннар шагнул ближе, нависая сверху.
— Да. Бывает и так. Меч, заметь, а не уд.
— Как я могу тебе доверять, если ты не доверяешь мне? — неожиданно тихо спросила Вигдис.
— У меня нет от тебя тайн, — он тоже сбавил тон. — Но это не значит, что их нет у тех, кто доверил мне свои.
— Я не о том. — она коснулась амулета, и видно было, что понадобилось усилие, чтобы не отдернуть руку мгновенно. — Кого или чего ты опасаешься в моем доме? В моей постели?
— В кабинете, если быть точным, — усмехнулся он, понимая, куда клонит Вигдис.
Сбить с мысли не получилось, она не улыбнулась, по-прежнему заглядывая в глаза снизу вверх.
— И если здесь нет никого, кроме нас двоих…
Гуннар отступил на шаг, не отрывая взгляда от ее глаз. Медленно — на запястья словно навесили пудовые гири — потянулся к застежке амулета. Цепочка скользнула в непослушных пальцах, едва слышно звякнула о пол. Во рту пересохло, кровь колотилась в висках, мысли скакали и путались — поди тут поймай чужую, если вдруг что. Впрочем, даже если и почует — у него ни разу не получилось справиться с попыткой подчинить разум. Только и оставалось, что закрыть глаза и сдаться на милость Вигдис — нагому и беззащитному, словно младенец — отчетливо понимая: если что, это будет конец всему.
Вигдис всхлипнула, руки обвили его шею, волосы щекотнули подбородок, и Гуннар снова смог дышать. Обнял ее в ответ, потерся носом о макушку. Розмарин.
— Что тебе тот амулет, когда ты и без плетений из меня веревки вьешь? — прошептал он.
Она длинно, прерывисто вздохнула.
— Прости. Я теряю рассудок от одной мысли, что…
— Я тебя не обманываю.
— Прости, — повторила она. Прижалась крепче, теплая, голая, прошлась губами вдоль шеи.
— Ну и что ты делаешь? — усмехнулся он, поглаживая ее чуть ниже спины.
— Очень старательно пытаюсь показать что полна раскаяния…
— Загнав меня до полусмерти?
— Да, я чувствую, как ты устал, — хихикнула она, беззастенчиво прижимаясь бедром.
* * *
На следующий день к Гуннару явились гости: Олав Щедрый собственной персоной. Быстро обернулся, и вовсе не с караваном.
— Говорят, вы умеете не только сберечь, но и найти, — сказал он после приветствия.
— Иногда приходилось. Но я не ищейка, — улыбнулся Гуннар. Я борзая, которая нагонит и возьмет, но не будет выслеживать.
— Сразу видно, что вам не доводилось бывать на псовой охоте, — усмехнулся в бороду Олав. — Как бы то ни было, прежде чем отказаться, выслушайте.
Глава 9
Олав хотел найти своего человека, Скегги Рыжего. В тот вечер, когда пропал, он с компанией гулял в «Шибенице». Пошел отлить и не вернулся. Остальные решили, что перебрал и отправился домой, не поглядев, что ночь, пьяному море по колено, как известно.
— Не мог в нужнике утонуть?
Хотя всплыл бы уже, впрочем, кто там особо в дыру смотрит.
— Он умерен во хмелю. Столько не пил.
— А податься в бега?
— Я не одобряю трений с законом, Скегги бы знал об этом.
— Не обязательно с законом. Мало ли, кому дорогу перешел…
— Нашел бы способ предупредить.
— Три недели прошло, — сказал Гуннар. — Если в сточной канаве до сих пор труп не нашли, значит, сбежал. В этом городе тридцать тысяч человек, один — что песчинка на морском берегу, смоет, и никто не заметит.
— Он был очень надежным человеком. Я приходил к начальнику стражи, он отказался мне помочь. Искать, кто возьмется, было некогда, торопился было в Листвень… ну, да вы знаете. И, признаться, я до последнего надеялся, что объявится. Он силен… был силен.
Гуннар кивнул. Продолжил расспросы. Жил Рыжий один, женщины постоянной не было, водил разных, как обычно одаренные делают.
— Поденщица?
— Ничего не знает, да и откуда бы.
— Соседи?
— Ничего не знают.
А, может, что-то знают, да говорить не стали. Надо будет самому порасспрашивать, только не в лоб. Если Гуннар вообще за это возьмется.
— Дом осмотрели?
— Так заперто.
Гуннар недоуменно уставился на купца. Тот так же недоуменно посмотрел в ответ, потом нахмурился.
— Я честный купец, а не тать какой.
А, может, лежит себе Скегги дома — споткнулся по пьяни, ногу сломал? Хотя нет, одаренный же, уж выбить окно и заорать на всю улицу смог бы. Разве что удар хватил, но это тоже вряд ли. И молод еще, и сложен не так. Вот если бы речь шла о самом Олаве, крепко сбитом и краснолицем…
В доме, конечно, надо посмотреть, и с соседями поговорить, но по всему выходило, что расспрашивать придется в трактире. Не бывает так, чтобы никто ничего не видел. Или видел, да не понял, или видел и понял, но молчит. К тому же отхожее место в «Шибенице» стояло на заднем дворе, огороженном здоровенным забором, калитка в котором почти всегда — и уж точно ночью — была заперта. Одаренному замок не помеха, даже изрядно пьяному, но зачем с ним возиться, если можно вернуться в трактир и спокойно уйти через открытую дверь? Поссорился с кем-то? Увидел кого-то, с кем встречаться бы не хотел? Или все-таки позарился на чужие деньги?
— Обещать, что найду, не могу, — сказал Гуннар, поразмыслив. — Могу только заверить, что искать буду честно.
— Начальник стражи не мог обещать и этого.
— Он не связывается с делами, за исход которых не может поручиться.
Надо же репутацию поддерживать. Впрочем, сам Гуннар тоже далеко не за все брался.
— Значит, мне придется удовольствоваться обещанием честных поисков.
— Сколько денег при нем было? — спросил Гуннар.
— Моих — задаток для одного одаренного и одного меча.
Значит, вряд ли сбежал с деньгами, невелика сумма.
— Вы действительно хотите знать, что с ним? Поиски обойдутся дороже.
— Это мой человек. Если он мертв, я должен узнать, отплатить убийцам, если потребуется. Если сбежал — найти…
И тоже отплатить. Уж не был ли его степенство Олав Щедрый незаконным отпрыском кого из благородных? Это за ними подобное водится, купцы так не рассуждают. Впрочем, ему-то какое дело?
Проводив гостя, Гуннар глянул на небо. Пожалуй, расспрашивать соседей уже поздно, лучше подождать до темноты да влезть посмотреть, что там в доме Скегги. С замками он управляться умел, хоть и не одаренный. Занятно, что никто до сих пор не придумал плетения, защищающего дом в отсутствие хозяина, обходились замками да собаками. Может, потому что одаренных на самом деле было совсем немного, если сравнивать с остальными? Это он который год рядом с ними крутится, вот и кажется, что куда ни плюнь, в одаренного попадешь. Размышлять о том, почему так вышло, не хотелось. Проще делом заняться.
