Эту пещеру Морвран не променял бы и на царский Олений дом. Дуб над ней был подобен Мировому Дубу, соединяющему все три мира, а сама пещера — подземному царству, где властвуют самые могучие и страшные из богов. Боги... Невежды — поселяне и воины — умеют только пресмыкаться перед ними, канючить, подкупать. Премудрые жрецы отличаются от невежд лишь тем, что знают для всего этого больше способов. Одни маги ведают: есть могучие силы — Земли, Солнца, Грома, Огня... И есть мудрые, способные подчинить себе эти силы, даже помимо их хозяев — богов и духов, даже вопреки им. Да, чародей может одолеть и бога. Но вряд ли сможет смертный противостоять всем богам сразу. Надёжнее знать и использовать их вечную грызню между собой. Мудрый служит не богам, а самому себе.
И не смешно ли познавшему всё это справляться у богов и стихий о добре и зле? Своя правда у Огня и Тьмы, у Неба и Преисподней, у болота и омута. А с важным видом поучать юных шалопаев добродетели он, царь друидов, умеет в совершенстве.
Что ж, можно приступать. Да, лёгкой победы не будет, хотя колдовской мощи чёрных друидов противостоит, не считая троих дреговицких жрецов, лишь один волхв да две ведьмы. Зато волхв этот — Вышата, потомок великого мага Атарфарна-Огнеслава, учившийся у жрецов Экзампея и магов Братства Солнца, прошедший все семь степеней посвящения в мистерии Митры, не брезговавший при этом набираться мудрости у колдуна Лихослава в Чёртовом лесу и у пещерных колдунов в Карпатах. Эти солнечные волхвы опасны не так своими знаниями, как преданностью Огненной Правде. Ни купить, ни запугать их невозможно. А обе ведьмы не учёные, способные только пакостить и дрожащие перед последним чёртом-наставником, а природные — сильные, гордые и смелые. Вот такие, как эти трое, и гибнут чаще, чем чёрные волхвы! Ведь боги Тьмы ни от кого не требуют жертвовать жизнью.
Верховный друид сел, поджав ноги, взял в руку ветвь омелы и сосредоточился. Его мысль легко проходила сквозь толщу Серого Камня, но чужие чары почти не проникали в пещеру — рукотворное подобие нижнего мира. Он послал первый приказ: «Приступить к гаданию!» Наверху друиды схватили старика и девушку, привычно и сноровисто перерезали ему горло, а её тело вспороли от горла до низа живота. Морвран пригляделся духовным взором к крови и внутренностям. Та-а-к... Не то чтобы верная неудача — час для битвы он всё-таки выбрал по звёздам благоприятный, но без упорной борьбы не победить. Тем лучше, не будут расхолаживаться.
Новый приказ — и друиды повели троих словен, мужчину, женщину и девочку, на площадь. Те тут же обрадовались: решили, что отпустят. Трусливое, баранье, рабское племя! Завизжали только когда их стали бросать в священный колодец — глубокий и сухой. Всё! Ход в Нижний мир открыт, жертва принесена. Осталось вызвать его хозяев. Не зря их представляют трёхликими. Это значит: Владыка Тьмы и Смерть властны над всеми тремя мирами. Вот почему в Богите стоит изваяние Трёхликого, а в этой пещере высечен образ Морганы, триединой богини войны и смерти.
Те трое надеются на светлых богов. Да они тут прикормлены жертвами не хуже собак! Не так богат царь росов и венедов, чтобы пообещать более щедрые жертвы. Могучие силы сосредоточены на этой горе: силы Леса, Грома, Летнего и Весеннего Солнца. Но превыше их сила Тьмы. Она объединит их и обрушит на войско росов. Это произойдёт тогда, когда хворостяной великан с людьми в нём загорится в Богите, а четверо других — в Звенигороде. Но сначала пусть войско Ардагаста попробует на себе силу Триединой — Смерти.
Став на колени, Морвран воздел руки:
— Моргана! Моргана! Зову тебя в трёх твоих ликах! Маха, любящая головы воинов на кольях! Бодуя, моющая кровавые одежды! Неметона, оплакивающая убитых! Защитите этот священный город от тех, кто смеет идти на него приступом. Лишите их души мужества, а тела поразите тройной смертью! И тогда во славу вам вырастет здесь лес дубовых кольев, и желудями на них будут головы мёртвых. И такие же леса вырастут по всей земле росов, когда придёт туда войско бастарнов! И Огненная Чаша, которой похваляется Ардагаст, царь росов, будет посвящена тебе, о Моргана!
Наверху друиды хором повторяли молитву своего предводителя. Им вторили языги, призывая Артимпасу, богиню войны. Из всех сарматов они почитали её наиболее усердно и за это были прозваны венедами «племенем Яги». А словене, живьём погребённые в хворостяных чучелах, бессильные пошевелиться, понимали одно: волохи призывают Морану-Смерть. Ох, страшна Смерть, хоть старухой Ягой, хоть красавицей Мораной. Но Морана — ещё и сестра и супруга Даждьбога. Вместе с ним она весной выходит из подземного мира, неся миру земному тепло и радость. И словене молились Даждьбогу и Моране, молились не о своём спасении — о спасении племени словенского и поражении бесовской своры, завладевшей святым градом.
На одной из соседних вершин стояли две всадницы на чёрных конях. Одна — могучая старуха со злым ехидным лицом, в тёмной одежде, со спутанными седыми космами. Другая — стройная молодая женщина, одетая по-мужски. Длинные чёрные волосы, оттеняя красивое бледное лицо, рассыпались по красному плащу. У пояса молодой висели меч и горит[21], старуха сжимала в руке косу.
— Слышишь, тебя зовут? Не постояла бы ты за святой град? — обратилась старуха к молодой. — Тут ведь чтут и мужа твоего, и обоих братьев, и невестку, и прадеда. Или мне, старой, за всех вас трудиться?
— Почему это меня зовут? Это ты, тётушка, о трёх лицах бываешь, словно Змей трёхглавый или дядя Чернобог. А мне и одного лица хватает. Обоим моим мужьям оно нравится — небесному и подземному, — с вызовом взглянула молодая.
— Такие вы все, светлые боги. Как жертвами лакомиться, так тут для вас все друиды хороши — хоть чёрные, хоть белые. А руки марать из-за ваших же капищ, избранничка вашего утихомиривать, Яга-Кривда должна...
— Нам здесь жертвы приносят, как и всюду: за дождь, за тепло, за потомство...
— За победу... Тебе, например.
— Победы у нас все просят. А кто её достоин — это уж мы сами решаем... если вы с дядей не мешаете. А людей живьём жечь и потрошить — этому вы, до человечины охочие, своих друидов учите, а не мы.
— Страх божий в людях должен быть! А то вовсе нас чтить перестанут. Вот, избранничку-то моей Лысой горы мало, на ваш город руку поднял. Рады, что меня при всём народе с коня сбросил? Доберётся и до вас... Забрали бы у него хоть Чашу Колаксаеву — туда же, где остальные два дара скрыты. Не для смертных такая игрушка.
— Тебя, тётушка, никто не любит, даже ведьмы твои. Вот ты и хочешь всех запугать. А наш город от нас же спасать нечего. Ардагаст пришёл его от ваших прихвостней очистить.
