— Да, — сказала Денна.
— Что — «да»? — не понял я.
— Ответ на твой вопрос, — сказала она, повернув лицо в мою сторону, все еще не открывая глаз. — Ты ведь собирался меня о чем-то спросить. Так вот, ответ — да.
Ну и как это понимать? Чего мне просить? Поцелуя? Или чего-то большего? А если это окажется слишком много? Что это — испытание? Я понимал, что, попросив слишком много, я рискую ее оттолкнуть…
— Я хотел спросить, не подвинешься ли ты чуть-чуть, — осторожно сказал я.
— Да.
Она еще раз подвинулась, освободив побольше места рядом с собой. Потом открыла глаза, и они распахнулись, когда она увидела, что я стою над ней голый по пояс. Она опустила взгляд и успокоилась, увидев штаны.
Я расхохотался, но этот ее испуганный взгляд предупредил меня, что следует быть осторожным. И я поставил корзину туда, куда собирался лечь сам.
— О чем это вы подумали, госпожа моя?
Она смущенно зарделась.
— Ну, я не думала, что ты из тех мужчин, кто способен принести девушке обед совершенно голым.
Она слегка пожала плечами, посмотрела на корзинку, на меня…
— Но мне нравится видеть тебя таким! Мой личный раб, обнаженный по пояс…
Она снова закрыла глаза.
— Где моя земляника?
Я принялся кормить ее земляникой, и так мы и провели весь день.
* * *
Еда в корзине давно кончилась, мы успели высохнуть на солнце. Впервые со времен той ссоры в Северене я чувствовал, что между нами все хорошо. Досадное умолчание больше не чернело, как яма на дороге. Я понимал, что надо терпеливо ждать, пока не развеются остатки напряжения.
Когда день начал мало-помалу клониться к вечеру, я понял, что сейчас самое время поднять тему, о которой я так долго заставлял себя молчать. Я видел бледно-зеленые старые синяки у нее на плечах, след вздувшегося рубца у нее на спине. На ноге над коленом у нее был шрам, достаточно свежий, чтобы краснота просвечивала сквозь рубашку.
Все, что мне было нужно, — это спросить о них. И, если тщательно сформулировать, она признается, что да, это ее покровитель. А уж потом будет несложно ее разговорить — убедить ее, что она достойна лучшего. Что, что бы он ей ни предлагал, это не стоит подобных унижений.
Сейчас, впервые в жизни, я имел возможность предложить ей выход. С открытым кредитом Алверона и моей работой в артной проблем с деньгами у меня больше не будет. Впервые за всю жизнь я был богат. Я открою ей путь к бегству…
— Что у тебя со спиной? — тихо спросила Денна, прервав ход моих мыслей. Она по-прежнему возлежала на камне, а я стоял, прислонившись к нему, ногами в воде.
— Чего? — переспросил я, бессознательно развернувшись.
— У тебя вся спина в шрамах, — мягко сказала она. Я почувствовал, как прохладная рука коснулась моей нагревшейся на солнце кожи, провела вдоль одного из рубцов.
— Я поначалу даже и не поняла, что это шрамы. Они красиво смотрятся, — она провела пальцем вдоль другого шрама. — Как будто какой-то великаний ребенок принял тебя за лист бумаги и рисовал на тебе буквы серебряным пером.
Она отвела руку, и я обернулся к ней.
— Откуда они у тебя? — спросила она.
— Ну… я набедокурил в Университете, — смущенно признался я.
— Тебя что, высекли? — недоверчиво спросила она.
— Дважды.
— И ты остался там? — спросила она, словно не веря своим ушам. — После того, как с тобой так обошлись?
Я пожал плечами.
— На свете есть вещи похуже порки, — сказал я. — Мне больше негде научиться тому, чему учат там. А когда мне что-то требуется, нужно нечто большее, чем немного крови, чтобы…
Я только теперь сообразил, что я несу. Меня высекли магистры. Ее бьет ее покровитель. Но мы оба предпочитаем остаться. Как теперь ее убедить, что у меня ситуация совсем другая? Как уговорить ее оставить его?
Денна смотрела на меня с любопытством, склонив голову набок.
— Так что же бывает, когда тебе что-то требуется?
Я пожал плечами.
— Я просто хотел сказать, что меня так просто не прогонишь.
— Да, я про это слышала, — сказала Денна, понимающе взглянув на меня. — Многие девушки в Имре говорят, что рядом с тобой не так просто остаться невинной.
Она села и принялась сползать с камня. Белая рубашка мало-помалу задиралась все выше вдоль ног.
Я собирался что-то сказать насчет ее шрама, надеясь, что еще сумею перевести разговор на ее покровителя, когда обнаружил, что Денна остановилась и смотрит, как я смотрю на ее голые ноги.
— Да? И что же еще про меня говорят? — спросил я, скорее затем, чтобы что-нибудь сказать, чем из любопытства.
Она пожала плечами.
— Некоторые говорят, что ты намерен собрать десятину с женского населения Имре.
Она сдвинулась ближе к краю валуна. Рубашка поползла еще выше, отвлекая меня.
— Это в смысле переведаться с каждой десятой? — сказал я, пытаясь обратить все в шутку. — Это, пожалуй, даже для меня чересчур!
— Это утешает, — сказала она. — А ты им тоже всем даришь х-х…
Она негромко ахнула, съехав с валуна вниз, и нашла точку опоры как раз когда я потянулся, чтобы ее подхватить.
— Что-что я им дарю? — переспросил я.
— Розы, дурак! — бросила она. — Или ты уже перелистнул эту страницу?
— Тебя отнести на берег? — спросил я.
— Да, — сказала она. Но прежде, чем я протянул к ней руки, Денна окончательно соскользнула в воду, ее рубашка задралась совсем уж неприлично, пока она не встала на ноги. Вода дошла ей до колен, замочив подол.
Мы вернулись к серовику и молча облачились в свою просохшую одежду. Денна сердилась из-за промокшего подола рубашки.
— Знаешь, я ведь мог бы тебя донести, — тихо сказал я.
Денна прижала тыльную сторону кисти ко лбу.
— Ах, еще семь волшебных слов, я прямо падаю!
Она принялась обмахиваться другой рукой.
— И что же делать бедной женщине?
— Полюбить меня.
Я намеревался сказать это самым что ни на есть игривым тоном. Поддразнить. Превратить все в шутку. Но, говоря это, я совершил ошибку: посмотрел ей в глаза. Они отвлекли меня, и, когда эти слова вылетели из моих уст, они звучали совсем не так, как я намеревался.
Всего лишь на миг она посмотрела мне в глаза с глубокой нежностью. А потом печальная улыбка коснулась уголка ее губ.
— О нет! — сказала она. — Эта ловушка не для меня. Я не стану одной из многих.
Я стиснул зубы, раздираемый смятением, смущением и страхом. Я был чересчур смел, я все испортил, как все время и боялся! Когда же это я утратил контроль над разговором?
— Прошу прощения? — тупо переспросил я.
— Есть за что!
Денна одернула одежду, двигаясь с несвойственной ей скованностью, и запустила пальцы в волосы, заплетая их в толстую косу. Ее руки сплетали пряди в замысловатые узелки, и на секунду я разобрал, ясно, как день: «Не разговаривай со мной».
