— Не знаю, — тот пожал плечами. — Разве, помнится, мне Герта говорила как-то раз, что ты… ну, этот, как его… катализатор.
— Кто?!
— Катализатор, — повторил невозмутимо Золтан. — Это из алхимии. Такая, знаешь, штука, сама ничего не делает, вот только все другие вещи сталкивает лбами. Когда всё вот-вот готово сдвинуться, но почему-то не сдвигается, тогда вот он и нужен, этот самый катализатор… Эх, Герты нет, она бы лучше объяснила.
— Да, в общем, ладно, — буркнул Жуга, опять отворачиваясь. — И так ясно, что ничего хорошего.
— Скажи, Жуга… Та девочка, она на самом деле Герта?
Травник пожал плечами.
— Я не знаю.
За время плаванья Нелли стала разговорчивей, общительней; в глазах её проглянул интерес. Девчушка впитывала мир, как губка впитывает воду. И вместе с этим отдалялась от Жуги, как будто сторонясь всего, что связывало травника и Герту. А может, не поэтому, а просто по своей природе: так дочь, взрослея, сторонится и уходит от отца. Жуга не знал, как с ней теперь себя вести, и потому не вёл никак. На вид ей было лет четырнадцать, в Исландии, в доме Сакнуса она впервые уронила кровь и потому занемогла по женской части. Жуга был рядом, но уже не так как раньше. Непрочный мостик дружбы и тепла, возникший между ними изначально, так и не смог окрепнуть. Но и не исчез совсем. Исчезло прошлое, включая её знания и колдовские навыки, и вот привыкнуть к этому Жуга не смог, да и не очень-то стремился привыкать. И только иногда, когда накатывала грусть или задумчивость, девчонка становилась вдруг похожей на Гертруду. И память Нелли в эти дни бывала словно палимпсест[36], где под написанными сверху строчками нет-нет, да проступали вдруг затёртые слова. В такие минуты травник её сторонился, боялся, что прошлое выскочит, сорвёт печати старой памяти и вновь ударит. В конце концов, стрела ведь выполнила самое заветное желание Герты, и кто мог поклясться, что им не было желание забыть? Зато теперь всё чаще Тил и Нелли были вместе, по ночам сидели на носу, и Тил рассказывал про звёзды, про моря, про своего дракона, но никогда — про то, что было с Гертой. Про это Телли и Жуга условились молчать, и наверное правильно условились. Две недели тому назад, когда кнорр уже миновал Хук-ван-Холланд, Жуга впервые услышал, как она смеётся.
— Может быть, пойдём? — в который уже раз предложил Золтан.
Жуга поправил капюшон плаща. Нахохлился.
— Не знаю. Ты иди. Я тут побуду.
— Я подожду тебя внизу. Зайду пока, куплю чего-нибудь поесть.
Травник дёрнул плечом: «Покупай», и тот неслышно ушёл.
Небо из синего стало сине-зелёным. Багровел закат. Травник не видел всех его цветов, но всё равно смотрел, как зачарованный. Туман клубился и густел, обретал очертания. Всё становилось расплывчатым, значительным. Загадочным. «Рожденье года, — думал травник. — Почему начало завсегда такое блёклое? А ведь взять к примеру осень, так та наоборот — сплошная мешанина красок… Почему? Как будто кто-то хочет нарядиться в последний раз и после умереть».
Земля внизу притягивала, поворачивалась медленно. Жуга сморгнул — впервые у него при взгляде вниз кружилась голова; он вздрогнул и поспешно отвёл взгляд. Что-то изменилось, только перемены были незаметны. Как стихия воздуха, которая меняется незримо.
«Он что-то сделал, — подумал Жуга. — Он что-то сделал, тот дракон… Что-то сделал со мною. И я не знаю, что».
За спиной раздались лёгкие шаги. Остановились.
— Прошлое — поделом, — проговорил Жуга, по-прежнему упрямо глядя вниз. — Это только кажется, что можно всё начать с начала, на самом деле всё возвращается. И жжётся. Может, Герта и была права, когда хотела всё забыть?
Ответили молчанием. Жуга напрягся. Обернулся тихо-тихо. Замер.
Пёс был здесь. Поджарый, мускулистый, он стоял, расставив все четыре лапы, менее чем в четырёх шагах за травником. На мгновение нахлынул страх, нахлынул и тут же прошёл, сменившись безразличием. Пёс не стремился нападать, он просто пришёл и стоял. Шерсть рыжую покрыла ржавчина заката. Щурились глаза.
— Ну что ж, — проговорил Жуга, — всё верно, ведь уже весна. Я так и думал, что один из вас придёт за мной.
«Я пришёл не за тобой»
— Мне всё равно, — Жуга махнул рукой и отвернулся, на какое-то мгновенье потеряв к собаке интерес. Затем вдруг обернулся снова и вгляделся повнимательней.
— Постой. Так ты… из тех, что приходили за огнивом?
Кивок.
— Ах вот как, — травник закусил губу. — Так стало быть, Рудольф…
«Рудольф сам сделал свой выбор. Я тут не при чём».
— Тогда чего тебе надо? Если причина в деньгах, то я тебе их верну, как только Яльмар уладит все свои дела. Или… Яд и пламя, неужели всё-таки Натан их разменял?
«Оставь себе. Теперь мне уже ничего не надо. Я видел то, что я хотел увидеть. Можешь их менять и тратить — я больше не приду».
Сны.
Травник на мгновение прикрыл глаза.
Что делал страж сокровищ в бездне сновидений? Для чего явился в город, если деньги теперь были не нужны?
Бездна наплывала. Сны вновь вели дорогой к имени. В который раз Жуга обдумывал всё это и невольно поражался: каким же надо быть невероятным существом, чтобы пользоваться ею для игры!
— Эйнар, — сказал он наконец, открывая глаза.
«Да, это я».
— Так стало быть, ты вовсе не дельфин.
Пёс сел и стал чесаться словно самая обыкновенная собака. Встряхнул косматой головой. Глаза мерцали в сумерках как два фонаря. Большие такие глаза. Серьёзные. И была совершенно человеческая тоска в их глубине.
«Чья вина, что Рудольф сочинил некрасивую сказку? Может, было бы и так, и я сейчас резвился бы в море, ни о чём не думая. Но он убил меня из-за угла, и вот тогда, наверное, моё желание поменялось. Я хотел лишь только отомстить. Всё это время — отомстить за мою поруганную любовь. Отомстить — и больше ничего».
Жуга опустил глаза. Долго молчал.
— Да, — сказал он наконец, — теперь я вижу, как мне повезло. Я мог бы стать таким как ты.
«Твой наставник принял на себя стрелу, которая была предназначена тебе. Хороший учитель даже свою смерть превратит в урок. Помни это. И прости его».
— За что?
«За то, что он тебя оставил».
Травник встал и отошёл от края площадки. Остановился перед псом.
— Ты знаешь Сны Драконов лучше меня, Эйнар. Можешь ты ответить на один вопрос? Всего лишь на один?
«Говори».
— Заветное желание Герты. Какое оно было?
«Как и у всех. Чтобы её любили».
— И всё?
«И всё».
— Оно… сбылось?
Пёс каким-то странным образом ухитрился пожать плечами.
«Сильна словно смерть любовь. Тебе видней, Лис. Тебе видней».
