— Нет, Кера, — уже спокойнее сказал Вальборн. — В моем войске нет женщин. Что подумают мои воины, если я возьму себе… служанку?
— Они подумают, что служить вам — большая честь. Вы же — герой, благородный человек, великий воин…
— Мне не нужна служанка, — безудержный поток восхвалений помог Вальборну обрести твердость.
— Но я не могу оставаться здесь, в Оккаде! — задрожала Кера. — Я не хочу возиться с огородом, со скотиной, не хочу быть женой деревенского чурбана! Я не хочу стать такой же, как они все! Я не знаю своих родителей, но я чувствую, что во мне течет благородная кровь! Мне здесь все чужое, чужое! Не так я хочу жить!
Хотя девушка говорила вполголоса, ее слова звучали с силой отчаянного крика. Она безотрывно глядела в лицо Вальборну и с каждым словом подступала все ближе, вынуждая его пятиться назад. Вальборну стало не по себе при виде этой вспышки, этих горящих, приказывающих глаз. Сигнал опасности заглушил в нем все другие чувства, включая и влечение к девушке, заставил ощетиниться для защиты.
— Прекрати, Кера! — выкрикнул он. — Пропусти меня!
Не дожидаясь, да и не надеясь, что девушка отступит в сторону, он оттолкнул ее с пути и скрылся в палатке. Кера яростно уставилась в запахнувшуюся дверь.
— Ты… ты… — задохнулась она. — Ты пожалеешь об этом…
Теперь она ненавидела его, человека, посмевшего обмануть ее ожидания. Юная, неопытная щучка не додумалась применить способ, который сегодня мог бы подействовать безотказно. Она ушла, не подозревая, как близка была к цели в начале разговора.
Пять дней спустя войско Вальборна подошло к Келанге и укрылось в лесу невдалеке от города. С оккадскими лучниками и ополченцами в нем было более шестисот человек — немалое для острова войско, поэтому правитель надеялся отбить у Каморры город, если не силой, то хитростью. Поставив войско, он выбрал несколько человек из числа бывших жителей Келанги и послал в город с наказом разузнать все о численности и размещении врага.
Вернувшись, посыльные доложили Вальборну о том, что удалось узнать. Город оставался полупустым, так как зажиточные люди, составлявшие немалую часть населения, подались на юг, а остались лишь те, кому некуда было уходить. Уттаков в городе не было — Госсар повел их к Босхану, оставив наместником своего младшего брата с тремя сотнями воинов.
— Я так и предполагал, — сказал Вальборн Лаункару, дослушав посыльных. — Каморра не предусмотрел поражения под Оккадой.
— Странно, что и Госсар не подумал об этом, — добавил военачальник.
— Легкая победа вскружила им голову, — с усмешкой заметил Вальборн.
— Как бы и с нами не случилось того же. Город — не лес, там и десять человек могут сдержать сотню.
— Конечно, мы можем снова применить хитрость. Можно заслать в город ополченцев или воинов, переодетых в городскую одежду, чтобы они смешались с горожанами и захватили дворцовое войско врасплох. — Вальборн огорченно вздохнул. — Но, по правде говоря, мне противно даже и думать о том, что люди будут убивать друг друга из-за чьих-то честолюбивых замыслов. Уттаки — наши давние враги, но здесь…
— Ваша светлость! — вмешался в разговор один из посыльных, ожидавших разрешения удалиться. — Мой родственник служит у Госсара, я виделся с ним. Он говорит — как нагляделись все на уттаков, так никто и не рад новой власти. Треть воинов, говорит, сбежали к Норрену, остальные боятся. Вот и мы — возвращались, а сами думали — как биться-то? У кого там родня, у кого приятели, соседи… рука не подымется.
— Не подымется, — согласился Вальборн. — Не лучше ли нам договориться, а не затевать драку?
— Хорошо бы, ваша светлость, — поддакнул посыльный.
— Попробуем. Вернитесь в город и передайте тамошним воинам, что я, Вальборн из рода Кельварна, законный наследник Берсерена, а следовательно, и законный правитель Келанги, предлагаю им схватить наместника с его приверженцами и присоединиться ко мне. Я обещаю всем полное прощение, мою благодарность и службу во дворцовых войсках. Ступайте и возвращайтесь с ответом.
В течение двух дней ни друзья, ни враги не давали о себе знать. На третий день посыльные возвратились, приведя с собой двоих воинов в форме с черно-желтым гербом рода Лотварна. Стражники отвели их к палатке правителя. Воины из Келанги встретили вышедшего к ним Вальборна приветствием, употребляемым в войсках только по отношению к своему военачальнику. Это подсказало правителю, что переговоры были успешными.
— Рассказывайте, с чем пришли, — разрешил он.
— Ваше величество! — выступил старший из воинов. — Дворцовое войско с готовностью признает власть законного правителя Келанги.
— Я рад, что кровопролития не будет, — одобрил Вальборн. — Как вы поступили с наместником?
— Мы сговорились захватить его ночью, в спальне, — начал рассказывать воин. — Вчера собрались, кто покрепче, дождались темноты и пошли. Наружная охрана была наша, во дворец нас впустили, а внутри, в комнатах, у него на страже были верные люди. Он с ними не расстается ни днем, ни ночью. Начали мы рубиться — кого побили, кого схватили, а наместник ушел. Крепко рубился, аспид, пятерых наших уложил.
— Его преследовали? Известно, где он скрылся?
— Откуда? На улицах, в темноте, разве уследишь!
— В городе знают, что наместник бежал?
— С утра мы объехали Келангу и объявили, что город перешел во власть законного правителя. Объявили, что каждый, кто видел наместника, должен сообщить об этом во дворец.
— Как горожане приняли эту новость?
— Люди ликуют, ваше величество. Вам готовят торжественную встречу. Все с нетерпением ждут, когда вы примете правление городом.
— Ты видишь, Лаункар? — обернулся Вальборн к своему полководцу. — Оказывается, не все на войне решается только битвой.
— Славен правитель отважный, мудрый славен вдвое, — напомнил ему Лаункар. — Благодаря вам с нами Келанга и еще три сотни воинов. А теперь — снимаем лагерь. Город ждет вас, ваша свет… ваше величество.
Длинный и тесный лаз выходил в туннель, размерами и отделкой напоминавший подземный путь к Оранжевому шару. Царившая здесь тьма нехотя расступалась вокруг светящейся монтарвской одежды Шеммы. Путники столпились вокруг табунщика, привыкая к темноте и постепенно различая потолок с барельефами, изображающими грифонов, клочья слабо мерцающей плесени, кое-где покрывавшей стены подземного хода, каменную крошку на полу, нанесенную потоками воды. Воздух, в отличие от лурского, был сырым и тяжелым, каменные своды изъедены влагой и плесенью, в течение трехсот лет выполнявшими свою разрушительную работу.
