В следующий миг оттуда хлынули потоки раскаленных осколков. Камень или железо? Неужели важно — как и чем разить. Помню лишь — они страшно свистели и сияли, раскаленные добела. И оставляли чадящий дымный след. Каким сказочным светом отражались они на полированных гладких доспехах? Какими кровавыми сполохами заплясали в последнем танце смерти?
И безжалостно низринулись на землю.
Чудовищные удары один за другим принялись сотрясать земную твердь. Чудовищная смерть снизошла с разгневанных небес, принеся великую кару. С безобидных небес, разгневанных всего лишь желанием, страстным и сильным. Раскаленные обломки с грохотом врезались в нежное тело земли, взрывались, брызгали расплавленными каплями металла и камня. Дико ржали кони, разрываемые на куски вместе с доспехами. Истошно вопили люди, сжигаемые заживо в хрупкой скорлупе панцирей. Мигом воцарилась страшная духота, паника, и кровавая неразбериха. День сменил тревожный сумрак, иссеченный багряными лучами. Взрывы перемешивали все, что ни есть. Поднимались тучи едкого пепла и горячей земли. Летела шматами плоть, куски человеческих тел в останках доспехов, брызгала кипящая кровь, брызгал раскаленный металл и камень. Летели и горели оторванные конские и человеческие головы, иных попросту вбивало глубоко в землю вместе с лошадьми. Веером разлетались смердящие сизые внутренности. Некоторых калечило мелкими обломками, пробивая грудные клетки, разбивая черепа и ломая кости. Но следом неслись новые снаряды, милосердно добивая мучеников.
Как это было ужасно и завораживающе! Я стоял в самом центре всего этого месива, стоял и молча смотрел, закрыв глаза. А вокруг неведомый пахарь адским плугом перепахивал чистое поле, сеял человеческие тела и щедро поливал кровью. Беспощадный плуг глубоко взрывал твердь, с хрустом перемалывал кости и мясо, смешивал с землей и песком, железом и камнем. Пахарь старался на славу. Его глаза светились угрожающим равнодушием и бесстрастной решимостью. И плуг его в каких-то считанных шагах мелькал от меня.
Я стоял и содрогался от волн боли и страха, от душераздирающих криков, стонов, ржания, от хруста разрываемой плоти, от треска костей, от едкого тяжелого запаха горящих человеческих и конских тел. И от неземного блаженства. От силы собственных желаний. Хотя я не желал им смерти. Ее возжелали они сами. Я лишь отвечал на их желание.
Огнедышащие обломки плотным потоком сотрясали землю, рвали ее своими мелкими осколками, впивались в нее своими твердыми зубами. И с шипением затихали, источая белесый пар.
Прямо передо мной в землю врезался один из осколков. Могучий конь взвился на дыбы, его наездник с воплем вывалился из седла. Но следующий снаряд снес конскую голову и вбил в землю рыцаря, не дав ему даже вскрикнуть. Еще один таким же образом выпал из седла, покатился, остановился, замер. Попытался встать, приподнявшись на колено, но вдруг веер мельчайших осколков обдал его с ног до головы. Мгновение он стоял не шелохнувшись. В его теле сияли мелкие сквозные дыры. Но вдруг из них обильно хлынула кровь, и рыцарь рухнул на землю. Следующий попал под сноп расплавленных брызг — ярко сверкающих огоньков. Дикий душераздирающий крик поглотила толща забрала, запахло палеными волосами и плотью. Рыцарь, объятый пламенем, буквально верещал, корчась в агонии. Но через несколько мгновений затих, превратившись в груду оплавленного металла и обугленного тела.
Да, смертельный пир выдался знатный.
Пехота, следует отдать должное, не развернулась, не побросала щиты и алебарды, не побежала. А четко и слаженно отступила, держа, пусть и дрогнувшую, стену щитов. Она медленно пятилась, управляемая резкими выкриками тысячников и сотников. Да, такую выучку нельзя не уважать. Равно как и тех, кто добился такой дисциплины. Кто научился вселять мужество в сердца солдат перед лицом любой опасности. И я восторгался мужеством.
Да только и это им не поможет, равно как не помогло и рыцарям.
По крайней мере, если они не одумаются.
Когда пробуждаются мои истинные желания, все иные законы перестают действовать. И я всегда добиваюсь того, чего желаю…
Все закончилось мгновенно, так же, как и началось. Тучи разошлись, багровый свет исчез, уступив место обычному дневному. Лишь дымные следы в воздухе медленно развевались, превращались в шлейф и таяли. Лишь гарь и пепел оседали на мои рваные прожженные одежды и волосы. Я осторожно раскрыл глаза, словно проснулся. Глянул вокруг.
Да… Какими иной раз бывают желания?!
Вспаханная земля скалилась остывающими обломками и зубьями. Повсюду кровавое месиво, местами еще животрепещущее и дымящееся. Повсюду смерть, и отголоски боли, адской нечеловеческой боли и мук. Кровавые рваные доспехи, оплавленные шлема, белеющие в наручах и поножах кости. Торчащие из-под камней фрагменты тел. Воронки, наполненные кипящей кровью и сварившимися внутренностями.
Бедные вы мои. Славные рыцари. И ведь нет в том вины вашей — вы храбро кинулись в бой по приказу господина. Вина ваша лишь в том, что слепы вы оказались, и не увидели истины из-под забрал. Не знали вы, кто перед вами. Не ведали, как с ним сражаться. Позабыли закон действия и противодействия. Или не знакомы вы с таковым? Вы понадеялись на свою извечную «свинью», не знающую поражений. Да, свинья так свинья. А свиней, как известно, забивают.
Я стряхнул оцепенение и сделал шаг. Подул ветер, над головой взвились тучи пепла. Их подхватило и швырнуло в лица оставшихся. Да, ящеру перебило ноги, но раненое тело еще трепыхалось, и было опасно. Впереди угрожающе ощетинилась пехота, плотно заслонившись щитами. Щиты мелко стучали друг о друга. И медленно пятились прочь. Я остановился и громогласно заревел:
— Вельмаааарк!!!
Мне ответила тишина, наполненная скрежетом металла и звоном алебард.
— Выйди ко мне!!!
И снова скрежет отступающего войска. Белые скорпионы пристыжено пятились, одурманенные суеверным страхом.
— Выйди и умри! И никто не пострадает! Вельмааарк!
Но герцог прятался за спинами своих верных кнехтов.
— Иначе умрут все! — не унимался я. — Все до единого! Все! И ты! Ты умрешь в любом случае! Я хочу подарить жизнь твоим достойным солдатам! Они не должны умирать во имя тебя! Дэ Гриииисс?!!!
Но герцог молчал. Может, он сам участвовал в конном броске? Может, его тоже перепахало плугом? Глазами искать бесполезно — здесь уже не отличишь человека от коня. Затрепетали ноздри. Я шумно вдохнул прогорклый воздух. Нет, он жив. Не знаю где он, но я не чувствую запаха его смерти. Он жив.
— Дэ Грисс!!! Выползай, Скорпион! Я вырву твой хвост, и напою тебя твоим же ядом! И никто не пострадает! Хватит смертей! Вельмааарк!!! Я не желаю их всех убивать! Мне нужен ты! Только ты!!!
