Эта ухоженность радовала глаз.
Ровные засеянные поля, работающая вдалеке техника — похоже, сельское хозяйство не брошено на произвол судьбы.
Дорогу пока разглядеть не удалось, но, судя по плавному ходу автобуса, почти автобан.
Меня распирало любопытство и желание понять, насколько же различаются наши миры. Из окон казармы и тем более тюремных решёток, вид открывался специфический, навевающий уныние, а тут практически свобода, делай, что хочешь…
Я вертел головой, то посматривая в боковое окно, то, слегка отодвинувшись влево, в лобовое. Нас не обгоняли, а вот навстречу то и дело проносились автомобили: длинные фуры, в большинстве своём с тягачами-«капотниками», юркие аналоги «газелей» с тентоваными кузовами, масса легковых — похоже, в моде кузов типа «седан», за всё время не увидел ни универсалов, ни хэтчбеков. На радиаторных решётках красовались эмблемы незнакомых марок, разве что один раз глаз зацепился за характерный «мерседесовский» «руль» — возникло чувство, словно вижу старого друга.
Почти все легковушки впечатляли размерами, такое чувство, что их «покусали» американские дизайнеры: ничего похожего на европейские малолитражки не попадалось, сплошные монстры с тремя местами впереди.
Должно быть эти «трактора» жрут туеву хучу бензина — мне пока не доводилось слышать о каких-то прорывных технологиях нового мира в плане автомобильного топлива. Всё те же привычные уху бензин да соляра. Газ не в ходу, про гибриды никто не говорил, как и про электромобили.
Многие легковушки напоминали обликом хищных птиц: такие же обтекаемые и стремительные. Видимо, перед массовым запуском, кузова уже вовсю продували в аэродинамических трубах — никаких тебе квадратов и прямых углов, всё закруглено и сглажено. Но и каплевидных извращений тоже не наблюдалось.
Мелькнула дорожная отворотка — в километре отсюда аэропорт, я успел разглядеть сигарообразный силуэт небольшого лайнера, выкрашенного в бело-сине-красную ливрею — привычный российский триколор. Здесь он считался торговым и использовался частными лицами, все государственные учреждения использовали официальную символику дома Романовых — чёрно-жёлто-белый флаг с имперским орлом.
Наверное, это здорово — улететь куда-нибудь на пассажирском самолёте. Только мне такое счастье светит лет через пять, и то, если выживу.
Но… меня учили находить удовольствие и в маленьких радостях. Например, в такой, как увольнение, которое только-только началось. А о том, что оно всё равно закончится — я не хотел думать.
Появился огромный, вылитый в бетоне, знак с гербом и надписью большими буквами «Череповец». Подъезжаем к черте города, скоро выходить.
Действительно, автобус въехал на щирокую, шестиполосную (по три в каждую сторону) рокаду, где-то под ней мелькнули железнодорожные пути. На перекрёстке свернул направо, покатил мимо трёхэтажных оштукатуренных домов с застеклёнными балкончиками, подъехал к чему-то вроде парка, засаженного густо растущими деревьями и кустарниками. По дорожкам прохаживались люди, а где-то в глубине виднелось что-то вроде бронзового памятника, но мне отсюда было не разглядеть какого.
Ещё один правый поворот, и автобус остановился.
- Конечная остановка, — объявил шофёр.
Двери распахнулись.
Мы вышли на улицу, щурясь от стоящего высоко в небе солнца. Погодка была просто замечательная, и от этого на душе становилось ещё веселей.
Мимо прошли две аппетитного вида девчонки в коротких, почти невесомых платьицах. Я проводил их восхищённым взглядом. Эх, не зря говорят, что самые красивые женщины живут в России!
- Хватит пускать слюни, Ланской, — хмыкнул мой компаньон. — Это дело отложим на потом. Сначала надо пожрать.
Как и во многих провинциальных городах, железнодорожный и автовокзалы располагались вблизи друг друга. Их разделяла маленькая, покрытая плиткой площадь.
От обилия ходивших не строем людей в гражданском, гудков составов, автомобильных клаксонов и прочих признаков мирной жизни, шла кругом голова. Я даже слегка растерялся, но Санников толкнул меня плечом и быстро привёл в чувство.
Мы перешли к остановке городского транспорта, чтобы сесть на нужный автобус.
Отсюда открывался хороший вид на оба вокзала. Железнодорожный впечатлял своей фундаментальностью — он явно строился лет сто назад и полностью соответствовал классическим архитектурным канонам тех лет: башни, лепнина на фасаде — не хватало разве что античных колон у входа.
Автовокзал являлся прямой противоположностью: прямоугольный, непритязательный, выстроенный в угоду утилитарности, а не красоте. Всё было подчинено только основной функции вокзала.
Подкатил маленький «бусик» — что-то вроде маршрутки. Практически все пассажиры покинули салон.
- Полезай, это «четвёрка» — наш маршрут, — сказал Санников. — Едем на нём без пересадок.
Минут через пятнадцать мы покинули тряское чрево автобуса.
- Ты, главное, по сторонам посматривай, — сразу предупредил ефрейтор. — Не приведи господь, на патруль нарвёмся — считай, увольнение закончилось.
- Есть посматривать, — рапортовал я, хотя не мог дать гарантии.
Зрение упорно не желало концентрироваться, я всё ещё находился под впечатлением от контраста с серой армейской действительностью. Здесь было слишком много интересного и притягательного, а яркие краски вывесок и витрин, не говоря о женских нарядах, только мешали сосредоточиться.
А ведь ещё недавно я бы лениво мазнул взглядом и прошёл мимо без всяких мыслей. Как мало оказывается нужно, чтобы твои ощущения стали такими обострёнными. Достаточно посидеть в тюрьме, а потом попасть в армию на здешний курс молодого бойца.
Я настолько обалдел, что чуть было не вылез с тротуара на дорогу на красный свет почти под колёса проезжавших автомобилей.
- Ланской, дери тебя за ноги! Ты у меня больше света белого не увидишь, я тебя в казарме сгною! — зашипел на меня Санников.
- Виноват, исправлюсь! — пообещал я.
Кафе «Камуфляж», куда меня вёл ефрейтор, размещалось в полуподвальном помещении. Мы прямо с улицы спустились в него и толкнули входную дверь.
Играла тихая музыка, лилась незнакомая инструментальная мелодия. Народа было немного, почти все столики пустовали.
Чувствовалось, что хозяин заведения большой фанат армии. Весь дизайн помещения был выполнен в защитных тонах: барная стойка, занавески, сукно, которым были обиты диванчики. Даже на официантке был камуфлированный передник, а причёска напоминала уставную.
Санников кивнул ей как старой знакомой.
- Здравствуйте. Я вас провожу к столику, — сказала она.
Навскидку ей было лет двадцать пять — тридцать, не знаю, какими глазами я бы смотрел на неё ещё пару месяцев назад, но сейчас она была для меня круче любой фотомодели.
- Челюсть подбери, — не вовремя подстебнул меня ефрейтор.
Он словно читал мои мысли.
Мы сели за столик, официантка принесла две меню в армейских кожаных планшетах. Прежде чем отойти, лукаво мне подмигнула. У меня после этого чуть температура не подскочила.
Я поскорее уткнулся в меню, пока не натворил чего-то предосудительного.
- А это комплимент от нашего повара, господа военные…
Официантка поставила перед нами две стопки, наполненные прозрачной жидкостью.
- С-спасибо, — прошелестел губами я и машинально опрокинул содержимое стопки в рот.
Желудок обожгло. Кажется, это тело не знало алкоголя, и потому болезненно на него реагировало.
Мои глаза наполнились слезами.
- Зря ты так сразу махнул — это же разведённый спирт. Надо было сначала перекусить чего-нибудь, — покачал головой Санников. — Эх, молодёжь, всему вас учить надо — даже элементарным вещам. Спирт — и тот пить не умеете.
- Воды? — участливо спросила официантка.
- Не надо, — прохрипел я.
Мне очень хотелось казаться мужественным, брутальным по самое нехочу.
- Как скажете. Позовите. Когда будете делать заказ, — она отошла, виляя бёдрами.
Кафе специализировалось по традиционной русской кухне. Щи, борщи, расстегаи, вообще куча всяких пирогов… Много блюд, названия которых мне ничего не говорили.