— А тут и вы подоспели! — продолжал инспектор. — Ну, как вам сказочка на ночь?
— Омерзительно, — искренне сказал я. — Инспектор, но, если они ничего не помнят, выходит, убийства женщин так и останутся нераскрытыми?
— Как убивали-то, они и впрямь не помнят, — хмыкнул Таусенд. — А вот как тела потом прятали — очень даже. Запоют как миленькие! Ну, может, не все там убийцы, да только остальные их покрывали… — Он помолчал. — Что ж, мистер Кин, вынести вам официальную благодарность от лица полицейского управления, что ли?
— Не стоит, право! — решительно отказался я. — Мне вот только такой известности еще не хватало! И так происшествие в цветочном павильоне три дня в газетах полоскали…
— Не любите славу? — тоном искусителя поинтересовался инспектор.
— Нет, — искренне сказал я.
— Так она вся нам достанется, не обидно?
— Ни капли, — усмехнулся я. — Это ведь была просто случайность!
— Примите благодарность от меня лично! — Таусенд поднялся и церемонно протянул мне руку. Я пожал ее и не сразу понял, отчего лицо инспектора приняло столь странное выражение. Потом догадался: я так и не сумел вымыть всю краску из-под ногтей. Интересно, что он обо мне подумал? — Гхм… Ну, доброй ночи!
— Доброй ночи, инспектор, — попрощался я и повернулся к Ларримеру. — Ну-с, что вы на это скажете?
— Я скажу лишь одно, сэр… — строго ответил дворецкий. — Реклама — зло!
Глава 3
Турисаз[4]
Немного о гадалках, подложном женихе и полтергейсте
Шип непомерно остер —
Ранит и воинов, и беззащитных.
Горе тому, кто коснется его!
Англо-саксонская хроника
Повязав галстук, я отступил на шаг назад и придирчивым взглядом окинул свое отражение в большом зеркале. Оттуда на меня смотрел безупречно одетый рослый широкоплечий джентльмен. Ну что мне стоило уродиться, скажем, кривоногим или даже горбатым? Тогда юные леди не уделяли бы мне столько внимания, а я мог бы спокойно заниматься своими делами — моим малюткам все равно, как я выгляжу! Впрочем, боюсь, и в этом случае я изнывал бы от навязчивого внимания: в нашем городке не так много перспективных женихов, а далеко не все семейства могут позволить себе отправить дочерей в столицу на ярмарку невест.
Я на всякий случай проверил, все ли в порядке с глазами. Да, совершенно одинаковые, светло-голубые, не придерешься. Хм… может быть, я тогда свалял дурака? Может, стоило лишиться чего-нибудь еще? Хотя… смотрите выше. Даже однорукий отставной полковник Стивенсон пользуется бешеным успехом, хотя у него еще и ревматизм, и он непрерывно жует табак, отчего пышные усы его совсем пожелтели.
А я… ну что — я? В общем-то ничего особенного. Черты лица наводят на мысли о лошади (породистой, разумеется) — это у нас семейное, я удался в отца, а не в круглолицую красавицу-матушку. Рост тоже отцовский, а всем прочим я обязан суровому воспитанию. Я уже упоминал, что не слишком любил занятия спортом, приличествующие джентльмену, но моего мнения никто не спрашивал. Нет, мне нравится наблюдать за крылатыми парусниками, и я ничего не имею против морской прогулки, но только если с парусом управляется кто-нибудь другой. Лошадей я предпочитаю любить на расстоянии, как и родственников. Не нахожу ничего интересного в верховой езде: ну что за удовольствие часами трястись на спине четвероногого, которое вдобавок может лягнуть или укусить? (Кстати, никто никогда не верил мне, что два страшенных шрама на плече я заполучил не от какого-нибудь леопарда или даже тигра, а всего лишь от зловредного жеребца.) А уж охота — вот увольте!
Конечно, все эти умения мне пригодились в жизни, хотя я предпочел бы этого избежать… Единственное, что меня устраивало, — это занятия греблей. Вернее, мне нравилось выгрести на середину реки, осушить весла, лечь на дно лодки и плыть, куда река несет, разглядывая облака. Правда, пару раз я чуть не угодил таким манером под пароход… Обратно же, если не находилось какого-нибудь сердобольного капитана парового катерка, согласного взять меня на буксир, приходилось выгребать против течения — отсюда и прочие достоинства моего сложения. Бедный портной, вечно он мучается из-за ширины моих плеч — нужно же, чтобы костюм сидел как должно!
— Ларример! — окликнул я. — Оцените.
— Вы выглядите идеально, сэр, — сказал дворецкий, оглядев меня с ног до головы.
— Это-то меня и беспокоит… — вздохнул я и отправился туда, где бывать не любил еще больше, чем у тетушки Мейбл, а именно — на прием к лорду Блумберри, владельцу большей части окрестных земель.
Увы, отказаться от приглашения не было никакой возможности, меня бы просто не поняли. Я и так слишком часто сказываюсь больным или велю Ларримеру говорить, что я в отъезде, лишь бы не присутствовать на каком-нибудь очередном торжестве, приглашения на которые текут рекой. Но одно дело — благотворительный бал в ратуше, и совсем другое — прием у лорда. Хочешь не хочешь, а приличия обязывают… Да и тетушка сживет меня со свету, если не увидит там!
Одним словом, к особняку лорда (какой там особняк, это был самый настоящий дворец!) я подъезжал с тяжелым сердцем. Теперь нужно было изобразить приличествующее выражение лица, припасть к унизанной кольцами ручке леди Блумберри, раскланяться с лордом и прошествовать в залу. И ни в коем случае не попадаться больше лорду на глаза! Ну или во всяком случае, не оказываться к нему слишком близко… Дело в том, что лорд был страстным любителем скаковых лошадей, а поскольку покойный супруг тетушки Мейбл тоже их обожал, то лорд отчего-то решил, что я разделяю это увлечение. Увы, я скверно разбирался в статях, почти ничего не знал о лошадиных болезнях, тонкостях ухода и тому подобном. Ну разве что мог более-менее точно определить, годится та или иная коняга для долгого утомительного путешествия или падет на третий день… Но, опасаюсь, лорд Блумберри ожидал от меня совсем иного!
Я с огромным удовольствием скоротал бы вечер в чисто мужской компании, пусть даже за картами или среди стариков, бесконечно повторяющих истории своей молодости. Но снова увы! Здесь оказалось превеликое множество знакомых, приходилось обмениваться приветствиями и хотя бы парой фраз. Это бы ничего, но почти все были обременены супругами, а около многих дам наблюдались целые цветники юных леди. Я был неоднократно взвешен, измерен и признан вполне годным к употреблению… Клянусь, даже взгляд голодного волка не сравнится со взором вошедшей в брачный возраст барышни!
