Я глубоко втянул воздух. Сердце билось так, словно я бежал по дюнам. Я приказал себе успокоиться, но паника только нарастала. Земля накренилась, точно я должен был вот-вот оторваться от поверхности планеты и улететь.
— Скоро мы станем старшеклассниками, — сказал я. Это было мое самое тупое высказывание за весь день. Если бы братья меня услышали, они надорвали бы животы от смеха, но Диана не стала меня высмеивать. Похоже, она поняла, что я как никогда нуждаюсь в бессмысленной болтовне, потому что больше не упоминала имя Уина.
Мы говорили. О ее волосах, и ее кошке, о ее работе — она подрабатывала няней, — о тех вещах, которые ее волновали. О моих братьях, о костре и океане, о вещах, которые я видел прямо перед собой. Каждый раз, стоило ей двинуться, мое сердце начинало биться сильнее, но выбрать, кем быть, я не мог. Я был не способен отвечать за что-то или за кого-то. Я просто был.
У ревущего костра собралась целая толпа. Стоял теплый вечер, и, чем ближе я подходила к огню, тем жарче мне становилось. Диана нацепила на меня джинсовую рубашку, и теперь я потела, но снимать ее не стала, оставив наброшенной на плечи для надежности. Возможно, я и не помнила день смерти родителей, но огня все еще боялась.
Большинство людей старались держаться от меня подальше. Я же старалась не углубляться в гнетущие мысли. Не знаю, как бы я поступила, если бы меня вдруг окружили люди и начали выражать сочувствие и симпатию, как это было на похоронах. Я больше не могла врать. Ложь мне не слишком удавалась, и, попытайся я еще раз, кто-нибудь мог заставить правду выплыть наружу.
Она должна была подумать об этом. Прежняя Ари, я имею в виду. Она знала, что впереди пляжный пикник. Очередная проблема, которую она не позаботилась принять во внимание.
Я ненавидела ее.
Я погрузила носок туфли в песок и заметила идущую к бочонку Диану. Я пошла на вечеринку ради нее, но что-то незаметно, чтобы я вообще была ей нужна. Возможно, гораздо лучше было бы остаться дома и попрактиковаться в танце.
— Ари? — произнес голос у меня за спиной. Я увидела темные волосы, сияющую улыбку, и на секунду мне показалось, что это Маркос. Плечи напряглись, готовясь к очередной порции лжи.
Но в реальности передо мной стоял старший брат Маркоса, Кэл.
— Привет, Кэл, — сказала я, пытаясь расслабиться. Не получилось.
— Как будто вечность прошла, — заявил он, поигрывая металлической зажигалкой «Зиппо». Одной рукой Кэл открывал и закрывал крышку зажигалки, изо рта у него торчала незажженная сигарета. В другой руке он держал пиво. — Ну как ты?
— Я… в порядке.
— Да ладно. Можешь не притворяться.
Я попыталась улыбнуться. Кэла можно было назвать самым приятным из братьев Уотерсов. Брайан был всезнайкой-копом, Дев использовал фамильное обаяние в аморальных целях, а Маркос — ну, это просто Маркос. Кэл был таким же симпатичным, как и остальные, но слишком некоординированным, чтобы добиться успехов в спорте. К тому же его покорная натура этому ну никак не способствовала. После смерти отца ему пришлось пережить жуткие времена, но, похоже, в итоге он сумел справиться с чувством внутреннего протеста.
Из четырех дьяволов он был наименьшим злом, однако это вовсе не означало, что я собиралась ему исповедоваться.
— Иммунитет мертвого парня. Имею право отвечать полуправду на надоедливые вопросы.
Он рассмеялся, и сигарета выпала у него изо рта.
— Смешно. Я и забыл, что ты смешная.
— Хм… Спасибо.
— Если захочешь с кем-нибудь поболтать, дай мне знать.
Я через силу сглотнула.
— Спасибо.
Он протянул руку с зажатой в ней зажигалкой. На мгновение заколебался, но потом все же положил ее сверху на мою. Я стояла, сложив руки на груди. Запястье болезненно пульсировало, но размять его я не могла и, что делать дальше, не знала.
Я не любила обнимашки. Но с тех пор, как часть моей памяти отрезало, меня обнимали, целовали, сжимали, ласкали, щипали, душили в объятиях и нарушали личное пространство кучей самых разных способов.
Именно так поступают люди, когда хотят кого-то утешить. Они дотрагиваются. Увернуться я не могла. Не могла щелкнуть их по носу и приказать оставить меня одну. Все эти жесты должны были помочь мне — страдалице — почувствовать себя лучше. Но с тех пор, как я перестала страдать — или, по крайней мере, перестала страдать в том смысле, в котором они думали, — я сносила все эти толчки и щелчки только потому, что от этого они чувствовали себя лучше.
Я задержала дыхание, чтобы перетерпеть боль в запястье и дождаться, пока Кэл уберет руку. Кожа его была теплой, но металлическая зажигалка холодной. Я дошла уже до «три Миссисипи»,[13] когда к нему подошла девушка, встала рядом и буравила его взглядом до тех пор, пока он не уронил руку. Я ее не узнала.
— Пока, — заявила она Кэлу, выпроваживая его.
Кэл, казалось, хотел что-то сказать, но передумал. Лишь махнул мне пластиковым стаканчиком. Взмах оказался чересчур сильным, стаканчик вылетел у него из руки, Кэл попытался его поймать, но тщетно. Пожав плечами, он отправился на поиски другого.
Девочка повернулась ко мне. У нее были короткие черные волосы, а из одежды — длинная, украшенная пряжками куртка и высокие ботинки на шнуровке, несмотря на теплый вечер.
— Ари Мадригал, — сказала она и нахмурилась. Я надеялась, что не из-за меня.
— Это было несколько грубо, — заметила я.
Она пожала плечами.
— Мне нужно поговорить с тобой, а не с ним.
— Звучит… драматично.
Я огляделась в поисках Дианы. Возле бочонка ее не было, а свет от костра освещал пространство только дотуда. Возможно, она пошла вниз, к воде. А может, вот-вот подойдет и спасет меня. Кэл Уотерс наткнулся на Кей. Он зажег ей сигарету и наклонился так, словно хотел поделиться секретом. Кей и Кэл — это мог быть неожиданный союз. Я попыталась вспомнить, встречалась ли Кей раньше с кем-нибудь, но девушка, стоявшая рядом, защелкала пальцами у меня перед глазами.
— Никогда не пойму, что Уин такого в тебе нашел, — заявила она.
Похоже, причина ее хмурого вида все же крылась во мне.
— Прости, мы знакомы?
— Возможно, нет, но я тебя знаю.
Я присмотрелась к ней повнимательнее. Я ее не узнавала — по крайней мере, ее лицо. В то же время что-то в ней казалось смутно знакомым. Сейчас она вела себя жестко, но я помнила… легкость. Жизнерадостность.
Странно.
— Ты должна мне пять тысяч долларов, — не моргнув глазом, заявила она.
Я уставилась на нее в ответ.
— Что?
