Я сдулся как проколотый воздушный шарик. Вопросов была куча, но ответа на них Дик явно не знал.
— Мда… И больше ничего?
— По нулям. Я пытался залезть в архивы, но меня турнули. Так что, Чарли, придется тебе успокоиться. Я очень надеюсь, что у тебя хватит ума не лезть разгребать все это дерьмо самостоятельно.
Вот этого я обещать не стал. Риди правильно понял мое молчание.
— Чарли Рэндом Рихтер, только попробуй во все это влезть! — угрожающе начал он, — Если поймаю на этом, выдеру так, что сидеть не сможешь.
— Не имеешь права, — заявил я. Дик оскалился:
— Угу. Не имею. Но выдеру. Учти это на будущее. Чарли, это — не игрушки. И даже не твои похождения на улицах славного города Нью-Йорк. Это — закрытая информация, за разглашение которой лично меня могут попросту убрать с работы, а тебя, с твоей-то репутацией, упрятать туда, где ты уж точно успокоишься. Сделай, пожалуйста, правильные выводы. Обещаешь?
Я надулся, но пообещал. После этого разговор плавно перетек в другое русло. Риди поинтересовался о моей гипотетической девушке:
— Это та самая, в которую ты тогда по самые уши?
— Не-а, — я покачал головой и все ему рассказал и о драке с Лестером, и о том, что Рахиль дезинфицировала мне ссадины и сама меня поцеловала, и что нас увидела Джой, и теперь официально я как бы с Рахиль, но каждый раз, когда вижу знакомые синие глаза, у меня сердце падает куда-то в пятки.
Дик смотрел на меня с иронической улыбкой.
— Подростки. Возраст клинического идиотизма. Не хотел бы я снова возвращаться в свои пятнадцать.
— Ну и что теперь делать? — задал я ставший традиционным вопрос. Дик хмыкнул, но ответил вполне серьезно:
— А я не знаю. Чарли, у человека есть одно единственное отличие от любого, даже самого развитого животного — возможность выбора. Ты можешь выбрать быть с этой Рахиль, и тебе с ней будет замечательно — поцелуйчики, потом обнимашки, может и дальше зайдет, но до той поры, пока ты не поймешь, что все это — без любви. И ты будешь натыкаться на Джой снова и снова, если только у тебя не хватит смелости просто подойти и признаться.
— А если не хватит? — тихо спросил я.
— А вот это уже твоя личная половая трагедия, — схохмил Дик. — Чарли, есть вещи, в которых надо разбираться самому, а любые советчики только портят дело. Подумай об этом на досуге.
— Подумаю, — вяло согласился я, и разговор на этом закончился. Я получил свою долю пищи для размышлений о том, почему мне так не везет в личной жизни, а Риди — возможность безнаказанно надо мной поиздеваться.
Наверное, он был прав насчет Джой. За последние сутки мы пересеклись в тысяче мест, где раньше никогда не появлялись одновременно, каждый раз я застывал как статуя, и ничего не мог сказать. Она презрительно фыркала и, подняв кверху нос, гордо шествовала мимо. Все присутствующие ухмылялись в кулаки. Никогда не думал, что я настолько "прозрачен" в эмоциях. Придется, решил я, отслеживать все такие проявления в мимике и жестах.
После разговора с Диком я направился к Питеру. Он перестал ото всех прятаться, но все еще витал где-то в своих собственных мыслях — то есть, где-то очень далеко. Натали, как и всех остальных, он игнорировал, но я надеялся пробиться сквозь ледяную корку равнодушия, которая окружила его со всех сторон.
Когда я вломился в его комнату, Питер сидел на подоконнике и смотрел на круживший за окном снег.
— Стучать не учили? — безжизненно спросил он, даже не обернувшись. Я захлопнул дверь с ноги — я заставлю тебя очухаться, черт тебя дери, даже если сейчас сюда сбегутся на шум все учителя!
— Есть разговор!
— А, это ты, — он узнал меня по голосу, — Чарли, я сейчас не в настроении разговаривать.
— А я и не спрашивал в настроении ты или нет, — заявил я с порога, подтаскивая стул поближе к подоконнику, и уселся так, чтобы видеть лицо Питера. Так и есть: глаза сухие, но красные. Дьявольщина!
— Свали отсюда, сделай милость.
— Ага, сейчас. Только шнурки поглажу, — саркастически пообещал я, — Только сначала ты меня выслушаешь. А будешь сопротивляться, я привяжу тебя к табурету и еще пару психологов приволоку, вот тогда запросишь пощады.
Он даже не улыбнулся. Плохо. Я сменил тон.
— Пит, давай поговорим. Ты когда в последний раз ел?
Выглядел он и впрямь отвратно — лицо заострилось и посерело, под глазами залегли серые тени. Питер качнул головой:
— Не помню я. А что, это имеет значение?
— Еще какое! — возмутился я, — Пит, ты, что, хочешь угробить себя?
Он ничего не ответил. На Питера было жалко смотреть — он казался совсем сломленным, опустившим руки. Но показать то, что я его жалею было бы подлостью. Не думаю, что ему нужна была жалость от кого бы то ни было.
— Питер Чейс, чтоб тебя! — разозлился (или притворился, что разозлился) я, — Может, хватит, а? Тебе радоваться надо, что твои предки живы и здоровы, и есть шансы, что вы с Джой их снова увидите. А ты построил из себя… ну, не знаю, барышню кисейную! Давай, — дожимал я, — Валяй, жалей себя, поплачь в одиночестве, ты ж такой один, мистер Уникальность! К твоему сведению, Питер, здесь интернат, а это значит, что практически все живут без родителей! И не устраивают по этому поводу траур!
Меня в секунду прижало к стене — я даже не сразу понял, что это Питер вскочил с подоконника и схватил меня за воротник свитера. Отлично, реакция пошла.
— Ну, давай, бей! Что, правду слышать не устраивает? Конечно, с тобой же все носятся, ах, бедняжка, у него психологическая травма, он так переживает! — рявкнул я. Питер с полминуты буравил меня яростным взглядом, но потом снова погас, посерел.
— Дело не в этом, — сказал он, наконец.
— А в чем?
— Я… я…
— Убийца? — подсказал я ему шепотом. Питер поднял на меня глаза. — И что?
— А то, что я убил человека.
— И что? — повторил я, — Ты его мучил? Пытал? Специально вел за ним охоту? Ограбил еще теплый труп? Или чего похуже?
— Я его убил, — сказал он, игнорируя мои циничные намеки. Я не выдержал:
— Ты был пацан. Мальчишка одиннадцати лет. И ты защищал свою семью. Да, ты умудрился затолкать это в самые глубины памяти, а теперь вдруг вспомнил, но это не повод ударяться в депрессию.
— А что бы ты делал на моем месте?
Я выдохнул. На его месте… Мне вспомнился один эпизод из той, прошлой моей жизни, вспомнился так отчетливо, так ярко, что меня передернуло, от того, какой все-таки скотиной я иногда мог быть, но я сказал честно:
— А с чего ты взял, что я не бывал на твоем месте, а?
— Чарли…
— Что вы все заладили: Чарли, Чарли… — отмахнулся я, — Я просто принял, что я на такое способен и постарался больше так не делать. Но, поверь, это было не так благородно, как в твоем случае.
