— Нет! — ответила девушка.
Но она не могла броситься в объятия Луан — не столько от брезгливости, сколько из страха приблизиться к человеку, который, скорее всего, попал в трудное положение и может быть опасен.
— Ну что ты, я вовсе не ненавижу тебя, Луан, нет, конечно, — повторила Киннитан. — Ты всегда была так добра ко мне. Что случилось?
В ответ Луан почти закричала:
— Джеддина бросили в темницу!
И уже во второй раз за день Киннитан показалось, что собственное тело больше ей не принадлежит. Она превратилась в неподвижную каменную статую, а внутри нее, как в ловушке, бились мысли. Девушка не могла произнести ни слова.
Луан всхлипнула и попыталась прикрыть лицо рукавом.
— Это так несправедливо! — продолжала она.
— Что… что ты сказала? — наконец смогла выдавить Киннитан.
— Его бросили в темницу! Об этом говорит вся обитель Уединения. И ты бы знала, если бы пришла на ужин, вместо того чтобы сидеть в своей комнате, словно отшельница.
Она снова заплакала, как будто сожалела о недружелюбном поведении Киннитан.
— Расскажи, что случилось, — попросила девушка.
— Я сама не знаю. Он в темнице. Его лейтенант стал начальником «леопардов» вместо него — по крайней мере, на время. Это все проделки Ваша, отвратительного человека. Он всегда ненавидел нашего Джина…
— Ради всех богов, Луан, что нам нужно делать?
В голове Киннитан лихорадочно закрутились мысли — безнадежные и отчаянные. Словно за ней гнались враги, а она отставала, вместо того чтобы быть в первых рядах убегавших от преследования.
Луан немного успокоилась и вытерла глаза тыльной стороной ладони. Она заговорила:
— Нам нельзя терять голову. Ни в коем случае. Мы должны вести себя как ни в чем не бывало. — Избранная глубоко вздохнула и сказала уже спокойнее: — Не исключено, что Джин арестован за что-то, не имеющее к нам отношения… Но даже если они заподозрят худшее, он ничего им не скажет. Джеддин нас не выдаст! Вот поэтому я и позвала тебя. Поклянись ни в чем не признаваться. Даже если они заявят, что им известно все. Ничего не говори — они будут врать! Наш Джеддин ничего не скажет Пиннимону Вэшу, даже если… даже если его…
Луан снова зарыдала.
— Они будут его пытать? — испугалась девушка. — Убьют? За то, что он заходил в обитель Уединения?
— Да, может быть. Но это не самое худшее.
Луан вдруг осознала, что немой мальчик все еще стоит в дверях, ожидая указаний, и сердито махнула рукой, чтобы он ушел.
— Что значит «не самое худшее»? — поразилась Киннитан. — Ты хочешь сказать, что он совершил что-нибудь еще более страшное, чем признание в любви жене автарка и незаконное проникновение в обитель Уединения, где настоящих мужчин убивают, если они заходят туда? Во имя священных пчел, что еще он успел натворить?
Луан некоторое время молча смотрела на нее, потом снова разрыдалась и с трудом выговорила:
— Он хотел… свергнуть Бесценного. Автарка!
В первый момент Киннитан подумала, что ее сердце перестало биться.
— Он… собирался убить автарка? — едва слышно прошептала она.
— Нет, нет! — в ужасе отшатнулась Луан. — Нет, он бы никогда не поднял руку на автарка. Он же дал клятву! — Она энергично трясла головой, возмущенная таким предположением. — Он собирался убить скотарка, Прусаса Хромого. Тогда автарк потерял бы трон, и… и после этого Джеддин рассчитывал каким-то образом забрать тебя.
Киннитан попятилась, махая руками, словно хотела отогнать от себя зверя.
— Глупец! Глупец! — повторяла она.
— Но он ничего не скажет, никогда не скажет ни слова об этом! — Луан стояла на коленях, раскинув руки, словно собиралась заключить Киннитан в объятия. — Он такой храбрец, наш Джеддин, такой храбрец!
Киннитан трясло от ярости и страха. Ей хотелось наброситься на Луан и бить по ее рыхлому мокрому лицу кулаками.
— Зачем ты ему помогала? Зачем позволила рисковать твоей и… моей жизнью? Как ты могла пойти на такое?
Луан снова откинулась на подушки.
— Потому что я его любила. Моего Джина! Я бы даже помогла ему завладеть тобой. Я бы сделала все, что он попросит, — сказала она, глядя на Киннитан красными от слез глазами, и улыбнулась. — Ты должна понимать, что такое любовь. Ты ведь женщина. Ты родилась женщиной. Ты должна понимать.
Киннитан развернулась и побежала прочь.
— Ничего не говори! Он никогда не скажет ни слова, наш Джин! Никогда… — кричала ей вслед Луан.
Киннитан выскочила в коридор. Ее мысли смешались в беспорядке, словно рассыпанные по полу бусинки. Права ли Луан? Заставит ли его кодекс чести молчать даже под пытками?
«Но это же несправедливо! Я ничего плохого не сделала! Я прогоняла его!»
И вдруг она услышала шаги. Не топот сандалий огромных, как волы, стражников обители Уединения, и не легкое скольжение босых женских ножек. Киннитан помедлила, потом решила, что никто не должен видеть ее у покоев Луан: тогда возникнет подозрение, что они что-то скрывают, раз встречаются сразу после ареста Джеддина. Если Луан права и Джеддин не признается под пытками, есть надежда, что жизнь вернется в обычное русло.
Киннитан отступила в темную нишу за несколько секунд до того, как человек показался из-за поворота в том коридоре, где она только что стояла. Девушка поблагодарила богов, что в нише нет светильника, и огляделась в поисках укрытия. Но укрытия не было — пришлось прижаться к ковру на стене. Если тот, кто идет сюда, осмотрится внимательнее, он может заметить Киннитан.
Она прильнула к стене и отвернула голову, зная, что взгляд всегда притягивает, особенно если ты этого не хочешь. Но человек прошел мимо, не замедляя шага. Киннитан перевела дух и выглянула в коридор в тот момент, когда приземистая плотная фигура вошла в комнату Луан. Киннитан не потребовалось много времени, чтобы определить, кто это.
Из комнаты послышался испуганный крик Луан.
Киннитан невольно сделала несколько шагов, желая помочь подруге, но благоразумие остановило ее.
Голос Таниссы был хриплым, словно она тоже боялась, но все-таки в нем слышались торжествующие нотки:
— Избранная Луан из королевской обители Уединения! Я пришла сюда, чтобы быть рукой бога. Ты предала священное доверие. Ты предала повелителя Поднебесья.
— О чем вы говорите? — спрашивала Луан.
— Спорить бесполезно, — заявила садовница. — Бесценный скрепил приговор своей печатью.
Луан завопила, затем ее крик перешел в хрип. Звук был настолько отвратительный, что Киннитан не могла поверить, что его издает человек.
— Ты… достанешься… червям, — услышала Киннитан. Теперь Танисса тяжело дышала и говорила довольно тихо — Киннитан почти не слышала ее, хотя стояла в паре шагов от двери в комнату. В голосе садовницы звучала ненависть.
