Они возвращались в замок пешком, ветер дергал на них одежду, а особенно дерзкие порывы его пытались сбивать путников с ног. Что до связной беседы, то вести ее было невозможно, потому что ветер похищал половину произнесенных слов.
Наконец Эсперанс и Фома покинули берег и смогли перевести дух.
Эсперанс успел обдумать все увиденное и услышанное и сказал Фоме:
— А теперь, если вы хоть в малой степени признательны мне за то, что я перевязал и вылечил вашу рану, и выслушал ваши россказни, и поверил в ваши добрые намерения, и ни словечка не обмолвлюсь об этом моему господину, — поскорей уезжайте на этом корабле не простившись с сиром Ивом де Керморваном, так, чтобы он узнал о вашем исчезновении только на следующий день!
— Но я не могу так поступить — ведь это будет невежливо, — ответил Фома.
— Если вы придете с ним прощаться, он спросит вас о многом, а вы не сможете ему солгать так, чтобы он об этом не догадался, — ответил Эсперанс.
— Да разве он ясновидящий, ваш господин? — возразил Фома.
— После тех ста лет, что он провел на дне Озера Туманов, он начал видеть в людях то, что они стараются скрыть, и при том не прикладывает к тому ни малейших усилий, — ответил Эсперанс.
Но Фома не поверил ему.
Возле «Ионы и кита» они расстались.
Эсперанс шел к замку, покачиваясь на ветру, словно дерево, и пытался угадать — послушается его Фома или поступит своевольно. Но для начала следовало отправить на корабль людей Фомы и позаботиться об их лошадях.
Одолеваемый хлопотами, Эсперанс возвратился в замок, и до вечера они с Ивом разбирали документы касательно условий займа и количества зерна для выпечки хлеба и посевов. Ив читал и перечитывал опись своих земель; пусть эти земли и были невелики, на них жили люди, а голодная весна уже многих довела до крайности. Следовало накормить их как можно скорее и проследить, чтобы они не съели тот хлеб, который надлежит посеять.
— Ведь эти крестьяне не умеют заглядывать в будущее, — сказал сир Ив.
Эсперанс был с ним не вполне согласен:
— Крестьяне смотрят в будущее, однако в очень недалекое.
— На месяц вперед, — предположил Ив.
— Полагаю, на три.
— Думаю, не более, чем на два.
— Скорее, даже не на три, а на пять.
Они приводили аргументы и пересчитывали количество зерна, деля его то на количество дворов, то на количество людей. Впрочем, и в вопросах о том, сколько людей жило в этих дворах, они расходились: кто-то успел умереть, а кто-то ухитрился родиться. Так что все вычисления получались приблизительными.
К ночи Фома в замке не появился, и Эсперанс уже почти совсем было вздохнул с облегчением. Он намеревался препроводить людей Фомы к их господину на корабль рано утром, пока сир Ив будет почивать; но с утра в замок явилось сразу двое из деревни: во-первых, одна женщина, которая умела делать хмельные напитки из молока, и во-вторых, один мужчина, у которого имелась пригожая дочь.
У Ива бывал по утрам озноб, так что Эсперанс закутал его как следует в теплые покрывала и заново раздул угли в жаровне.
Затем он предупредил своего господина о просителях и о существе их дела.
— А в чем существо их дела? — спросил Ив.
— Они недовольны, — ответил Эсперанс. — Их обидели.
— Как будет лучше принять их? — спросил Ив. — В зале, под гербами, как властелин, или в постели, во власти сна и нездоровья, как старший их брат, чьи двери всегда открыты?
— Вы ответили на ваш вопрос, мой господин, — сказал Эсперанс. — Потому что эти люди кричат и плачут, и если ваша любовь их не успокоит, всегда можно набросить на плечи плащ и надавать им по голове тяжелой дубиной.
— Да, — сказал Ив, — это будет истинно по-братски. Пусть сперва войдет женщина — она так кричит, что у меня под волосами начинают мурашки бегать.
Женщина вошла, вдруг оробев и сделавшись очень тихой. Человек, кутавшийся на постели в теплое покрывало, показался ей величавым, как статуя в соборе. Она пробормотала что-то себе под нос, низко склонившись в поклоне, а Ив сказал:
— Говори громче, но только не кричи, как только что кричала.
— Я делаю молочное вино, — заговорила женщина, робко подняв голову. — Никто во всей округе такого не умеет. Я продавала его по хорошей цене, когда получалось, и нынешней весной рассчитывала прожить с этих продаж, да один злой человек пробрался ко мне в дом и украл большой кувшин!
— Ты так страшно кричала из-за украденного кувшина? — удивился Ив.
Женщина кивнула.
Эсперанс подтолкнул ее и прошипел:
— Не маши головой, а отвечай внятно, словами.
— Да, мой господин, — тотчас послушно сказала женщина.
— Ты знаешь, кто украл твой кувшин? — продолжал Ив.
— Англичанин, — сказала женщина и подняла голову. — Вот кто это был. Англичанин.
«Проклятый англичанин», — подумал Ив.
— Ступай, — он махнул ей рукой.
И она вышла с убеждением, что ее дело удачно разрешилось.
Тут вошел второй проситель, мужчина, и сказал, что дочь его уходила с англичанином из дома и вернулась лишь под утро.
— Плакала она или была весела? — спросил сир Ив.
— Она и плакала, и смеялась, — отвечал мужчина, — и по этой примете я понял, что англичанин сотворил над ней непотребство.
— Были ли у нее при себе какие-либо подарки? — продолжал Ив.
— Господь с вами, добрый сеньор, этот англичанин — сущий голодранец! — в сердцах воскликнул крестьянин. — Он украл у нас последний круг колбасы и свел нашу дочь со двора, а потом вернул дочь нашу испорченной, колбасу же не вернул вовсе.
— Было бы удивительно, если бы он вернул колбасу и не вернул дочь, — заметил сир Ив. — А чего ты хочешь от меня?
Крестьянин пожал плечами и растерянно огляделся по сторонам, но никакого внятного ответа дать не смог.
Тогда сир Ив сказал:
— Ступай теперь, потому что у меня есть более важные заботы.
Эсперанс выставил просителей, а сир Ив оделся и сказал:
— Клянусь волосами святой Урсулы, этот англичанин мне заплатит за беспокойство!
— Он ранен, мой господин, — напомнил Эсперанс.
— Тем лучше; я одолею его без труда! — сказал сир Ив.
* * *
Фома и не думал скрываться; Ив увидел его в замковом дворе около полудня: англичанин отдавал приказания своим людям и распоряжался насчет обеих своих лошадей, которых водили по двору и чистили.
Сир Ив спустился во двор, и Фома весело приветствовал его.
— Хорошо провели ночь, как я слышал? — заговорил с ним сир Ив.
— Да уж получше, чем вы в вашем замке, где одни только старухи да солдаты, — отвечал Фома. — Не хотел я вам говорить раньше времени, сир де Керморван: нынче я уплываю на том самом английском корабле, что доставил вам зерно.
