Ланда улыбнулась, но глаза ее, блестевшие при свете луны, были серьезны. Она сжала руки Нирри — пожалуй, чуть слишком крепко.
— Верь, Нирри. Верь. Думай о мисс Кате. Думай о том, как сильно тебе хочется ее вновь увидеть.
— Ну, это-то мне совсем даже не трудно — так думать, мисс Ланда.
— Ну, вот и умница. Ты — связующее звено, Нирри, помни об этом.
— Я... что?
— Не важно. Жаль только, что я раньше до этого не додумалась. Ах, как мало у нас времени! А теперь следи за мной, Нирри, и делай все, как буду делать я. Что бы ни случилось, думай о мисс Кате.
Нирри кивнула и тут же негромко вскрикнула: мисс Ланда неожиданно проворно нырнула в густую траву и легла на землю.
— Мисс Ланда, — озабоченно прошептала Нирри. — Вам нехорошо, а?
— Нирри, помни! Делай все, как делаю я!
— О-о-ох, ладно, ладно, мисс Ланда. Бедная моя чистенькая ночная сорочка!
А потом Нирри пришлось удивиться еще сильнее, потому что мисс Ланда принялась стонать и ласково гладить лесную землю, а пряди ее длинных волос переплелись с корнями, травинками и перьями папоротников. Ничего себе — хорошенькое поведение для благовоспитанной юной девицы!
Но худшее еще было впереди.
— Уль-лю-лю-лю-лю!
Ну, точно, языческая белиберда! «Но ведь если подумать хорошенько, — так решила Нирри, — так и мисс Ката, пожалуй, немножко язычница». Вот только она все равно очень жалела свою хорошенькую новую ночную сорочку. И зачем ее было пачкать?
Светловолосая головка Нирри поднялась над папоротниками. Ох, видела бы ее сейчас старая хозяйка!
— Уль-уль-уль-уль-уль!
* * *
Где же его друзья? Куда они подевались?
Джем обернулся, обвел пещеру взглядом. Кристалл, который он сжимал в руках, начал угасать. Из светящегося он превращался в темно-алый. Святилище Пламени, как и весь город, восстановилось, но стало таким, каким было вплоть до самого последнего взрыва. Потрескавшийся пол был усыпан осколками камней. Посреди этих обломков лежали бездыханные тела Симонида, султана и обезглавленного сводника Эли Оли Али. Они, как прежде, были мертвы. Через пролом в крыше было видно небо. Яркое утреннее солнце светило вниз сквозь оседавшую пыль. Но одно изменилось: на том месте, где прежде бушевало Пламя, чернел провал.
Первым появился Радуга. Послышался радостный лай, и пес перескочил через каменный завал. Шкура у него была запыленная, но под слоем пыли проглядывали разноцветные полоски.
За Радугой последовал Раджал, за ним — принцесса, и все они были с головы до ног покрыты пылью и пеплом. Джем радостно обнял всех по очереди, но когда появилась Ката, он бросился в ее объятия, крепко прижал ее к себе и рассмеялся. Они поцеловались, и поцелуй их был долог и полон любви.
Принцесса с завистью наблюдала за ними.
Малявка стеснительно кашлянул.
— А-а-а... а где джинн? — спросил он.
Загрохотали камни, и, откуда ни возьмись, появился Джафир. Коротышка плевался, кашлял и вид имел крайне недовольный.
— Лампу искал, — объяснил он. — Обыскался. Куда она запропастилась, ума не приложу. Уж внутри нее мне было бы намного безопаснее! Ну, где же она, куда подевалась?
Малявке бросился в глаза тускло блестевший предмет посреди груды обломков, и он бросился к нему и проворно схватил.
— Это же мой домик дорогой, родной мой домик! — запротестовал джинн. — Ой, мамочки, дырки-то какие! Ну и что, все равно домик это мой! Отдал бы ты мне его, а? А, мальчуган? Отдал бы?
— А ты ничего не забыл, джинн?
— Я? Забыл? Что я такое мог забыть?
Мальчишка указал на принцессу.
— А про желание про третье. — Он принялся загибать пальцы. — Первое желание было: перенести нас сюда. Второе — ну, это мы только что видали. — С этими словами он поднес третий, средний палец к самому носу джинна. — Одно-то еще осталось, а, джинн? — Малявка шагнул к принцессе и отдал ей лампу. — Ну, ее-то высочество сама за себя скажет, я так думаю.
Джафир выпучил глаза, но что он мог поделать? Он мог только повиноваться повелениям того, кто владел лампой. Вот так и получилось, что через пару мгновений в полуразрушенной пещере вновь возникло облачко оранжевого дыма и принцесса сжала в объятиях Амеду.
— О, Амеда! Где же ты была?
— Уабин заточил меня в обломок зеркала. Но, любовь моя, любовь моя, я все время видела тебя! О, как же я за тебя боялась! Но теперь... видеть тебя настоящей... обнимать тебя... только бы не выплакать всю жизнь вместе со слезами радости! О, моя любовь! О, любовь моя!
— Не бойся больше ничего, моя милая, — рыдая от счастья, уговаривала подругу принцесса. — Милая, дорогая Амеда, мы больше никогда не расстанемся!
Малявка улыбнулся.
— Ну, похоже, того... смахивает на счастливый конец.
— Само собой, еще какой счастливый, — поспешно подхватил джинн Джафир, — если ты, конечно, соблаговолишь вернуть мне лампу. А потом, как только я заберусь внутрь, забрось ее куда-нибудь подальше, будь так добр, ладно? Желательно забросить ее так далеко, чтобы ее никто не сыскал... эпициклов так несколько. Полагается мне заслуженный отдых, в конце концов, или нет?
Он потянулся за лампой, но Малявка пискнул и просто так, в шутку, упрыгал от джинна, перескакивая через горки камней.
— Вернись, маленький воришка!
Удивительно, но толстяк-джинн попался на удочку Малявки и бросился за ним вдогонку. Радуга весело лаял, радуясь тому, как люди резвятся. Малявка бегал и бегал, а джинн — за ним, по кругу около обнявшихся влюбленных. А потом Малявка запнулся и упал, и лампа выпала из его рук и укатилась в сторону. Он бы тут же снова схватил ее, но тут нечто ужасное привлекло его внимание. Мальчишка охнул.
Посреди груды камней валялась отрубленная голова.
Знакомая голова. Жирные щеки, пухлые губы, седоватые усы.
Джинн на эту страшную находку и не подумал смотреть. Он проворно схватил с пола лампу. В следующее мгновение он уже мог бы нырнуть в ее недра, однако тут вдруг от полуобрушенного дверного проема донесся знакомый ему взволнованный голос:
— Эй! Есть тут кто-нибудь?
Джафир вздрогнул и, медленно обернувшись, увидел толстяка-коротышку в одной нижней рубахе, который опасливо заглядывал в Святилище из задней двери. Даже Малявка, оглянувшись, замер в изумлении, потому что коротышка в дверном проеме был точной копией джинна. Вспотевший и тяжело дышавший незнакомец вперевалочку вошел в Святилище. Поначалу он плохо видел: яркое солнце, заливавшее полуобрушившуюся пещеру, слепило глаза. Он заметил джинна, но, поскольку на том были жалкие остатки роскошного одеяния, принял того за кого-нибудь из придворных или почетных гостей.
