— В таком случае, я приказываю тебе отдать мне все то, что ты знаешь, — сказала она.
— Забирай, — засмеялся он и поцеловал ее.
Она долго целовалась с ним, но потом отстранилась и нахмурилась:
— Ты что-то от меня утаил, Алербах.
Евстафий не успел ничего ответить: порт разразился громами и пламенем. Дикий огонь прилетел с берега и перекинулся на тот корабль, что первым вошел в канал. Мгновенно вспыхнул пожар, и после нескольких минут, когда стало ясно, что погасить его не удастся, моряки начали прыгать в воду.
Тут Аргантель обрадовалась и протянула к ним руки:
— Тащите их сюда! Поднимайте их на борт! Я хочу новых людей, чтобы мой Евстафий мог говорить с ними по-голландски!
Забегала команда черного корабля, суетясь и спуская на воду веревки. Однако лишь немногие из тонущих моряков видели эти веревки и хватались за них, а прочие добирались до суши и там сдавались в плен, выплевывая воду и ругательства.
А на берегу смеялся Фома Мэлори: ему понравилось, что наделал дикий огонь с чужими кораблями.
— Может, это и порожденье дьявола, — сказал он своему лучнику, — да только весело, что дьявол на нашей стороне.
— Как вы можете такое говорить, мой господин! — вздыхал Джон, но возражать не осмеливался, ведь ему тоже понравилось случившееся.
— И о Мерлине говорили, будто он от дьявола, а ведь это была неправда, — вдруг сказал Фома. — Но Мерлин не придумывал стрелять с берега по кораблям диким огнем, это человеческая затея.
Оставшиеся три корабля развернулись и встали бок о бок на выходе из канала. Фома спросил у Дикона, удастся ли достать и эти суда диким огнем, но Дикон со знающим видом качал головой:
— Нет, сэр, слишком далеко.
— А если подобраться ближе? — начал строить предположения Фома. — Если погрузить на малую лодку и незаметно?..
— Никак невозможно, сэр, это слишком опасно: они заметят нас и без труда потопят, — уверенно отвечал Дикон.
— Я сам возьмусь доставить огонь на эти суда, — настаивал Фома.
— Рановато вам становиться мертвым героем, сэр, — сказал Дикон, — сперва следует дожить до посвящения в рыцари.
Фома покраснел и отошел. Он снова вернулся на стену и начал смотреть.
На стене находился теперь граф Уорвик. Заслышав шаги Фомы, он обернулся.
— Рад вас видеть, — коротко бросил он. — Дикий огонь вполне оправдал себя, но что нам делать с оставшимися кораблями?
Фома хотел было повторить свое предложение, уже осмеянное сержантом, но вовремя прикусил язык. Граф Уорвик между тем притоптывал ногой и покачивал головой: он раздумывал совсем о другом.
— Получено донесение, что герцог Глостер вот-вот прибудет в Кале, — сказал он наконец. — Бароны, это хорошая весть! Лично мне уже надоела эта осада, а герцог Глостер идет сюда с войском, которое хорошенько проучит фламандцев. Нет худшего врага, чем обиженный союзник, а под этим именем я разумею герцога Бургундского.
В ушах Фомы так и звенело от красоты всех этих имен, но тут донесся громкий крик: кричали англичане, и при том со смехом.
Фома глянул и увидел, что начинается отлив. Вода отступала из канала, волоча с собой корабли; затем они один за другим сели на мель, и кругом них образовалась почти совершенная суша.
Не дожидаясь приказа, англичане бросились к беззащитным кораблям и накинулись на них, как волки на буйволов. Напрасно огрызались фламандцы и бургундцы, англичане так и хлынули на палубы и начали раздирать корабли на доски. Все пригодное для себя они бросали в лодки и уносили на руках, а людей, если те сопротивлялись, убивали.
Фома торопливо раскланялся с графом Уорвиком, который почти не обратил на это внимания, — стоял на стене, подбоченясь, и весело смеялся происходящему в канале.
Молодому Мэлори хотелось принять участие в уничтожении вражеских кораблей, и он побежал по берегу к каналу, а там прыгнул в лодку и по мелководью быстро достиг одного из кораблей.
А Аргантель, невидимая за темной прозрачной пеленой, не сводила с него глаз:
— Кто он такой? — приставала она к Алербаху. — Кто это? Ты можешь забрать и его? Наверняка он ловко играет в шахматы и в карты. Мы могли бы проводить хорошо время!
— Он еще жив, и у нас нет над ним власти, — отвечал Алербах, хмурясь. Ему не нравилось, что Аргантель засматривается на всех подряд, на солдат и рыцарей, на фламандцев и на англичан. Ему хотелось, чтобы она глядела на него одного.
— Ты не мог бы убить его для меня? — жадно спросила Аргантель.
И тогда Алербах сказал:
— Если он умрет на побережье, мы придем за ним. Если же он умрет в каком-нибудь другом месте, ты всегда сможешь подобрать другого такого же человека, умершего на побережье.
— А вдруг другого такого же нет? — спросила Аргантель.
— Глупости, — отрезал Алербах. — Если бы ты была настоящим капитаном, то знала бы твердо: одного человека всегда можно заменить другим. Без этого были бы невозможны ни браки, ни война.
* * *
Фламандцы свернули лагерь ночью. Костры ярко пылали в темноте, но людей возле них уже не было; ночь глядела на Кале десятками красных мертвых глаз, и ветер с моря заставлял огонь пригибаться к земле и растопыривать оранжевые пальцы.
Евстафий Алербах с палубы призрачного корабля видел, как разбирают палатки, как складывают на повозки тяжелые пики, седлают лошадей. Немного требуется времени солдату, чтобы собраться! «Ты ви-но-ват», — простучали колеса телеги, и Алербах вспомнил, как уходил по берегу отряд, которому он был командиром.
А вспомнив своих голландцев, вспомнил он и Яна, того мальчишку из замка, который глядел на него влюбленными глазами. Что с ним сталось? Но все это были люди с берега, живые люди, и Алербах скоро выбросил их из головы — царапины в его сердце начали заживать.
Медленно в темноте уходили осаждающие. Аргантель рассмеялась рядом с Алербахом:
— Как же он злится, как бесится!..
— Кто?
— Их господин — бургундский герцог. Я слышала, как он ругается, — его корабль не видно из Кале, он где-то на внешнем рейде.
— Он совершил несколько ошибок кряду, вот его люди и взбунтовались, — сказал Алербах. — Теперь они просто уходят, не получив своей платы и потеряв товарищей. Они правильно поступают — продолжать осаду означало бы погибнуть без всякого толку.
— Откуда ты все это знаешь? — спросила Аргантель.
— Ты ви-но-ват, — сказал Алербах и больше не проронил ни слова.
* * *
Подкрепление, ожидаемое из Англии, прибыло в Кале на рассвете. Герцог Хамфри Глостер, брат короля, возглавлял свежий отряд, где были и рыцари, и лучники, и все то, что так прекрасно в английском войске. Добрый герцог Хамфри был в блестящем доспехе, готовый прямо с хода включиться в битву, а его стяги были такими длинными, что требовался особенный, очень сильный знаменосец, чтобы полотнища удерживались в воздухе в развернутом виде и могли быть таким образом опознаваемы всем поднебесным людом.
