Никого в Валлондорне не смущало, что невеста будущего правителя — черноглазая колдунья, дочь того, кого называли то сыном Маррона, то демоном тьмы. Все знали, сколько он сделал — Диннар, сын Диннары — для того, чтобы в Сантаре… да и на всей Эрсе сейчас жили спокойно и счастливо. А колдунами теперь уже не пугали даже маленьких детей.
Упрямая и решительная Диннара ещё в подростковом возрасте настояла на том, что она будет жить в Эриндорне, в доме Альгиера и Тиинат.
— Здесь тоже есть школа нумадов, — заявила девочка. — Я знаю, что пожениться мы пока не можем, но я не хочу расставаться с Сагараном так часто и надолго. Он тоже не хочет.
Оспаривать это не имело смысла.
— Это не девчонка, а огонь, — говорили люди, глядя на Диннару. — Они с Сагараном такие разные. Даже странно, что они всё время вместе.
Гинта улыбалась, когда слышала подобные речи. Уж она-то знала, что Сагарана всегда тянуло к огню…
Эрлин большую часть года проводил в Эриндорне. А поскольку они с Гинтой тоже не любили расставаться, ей часто приходилось надолго оставлять Ингамарну, поручал дела родного мина членам своего Совета, благо, ей было на кого положиться. К тому же, в краю лесов и радужных гор жизнь протекала куда более спокойно, чем в центре. Эрлин говорил, что в Ингамарне гораздо больше людей, которым он может доверять, чем в Эриндорне, где в течение многих лет интриги и искусно завуалированные конфронтации были привычным стилем жизни.
— Не так-то просто ломать старые добрые традиции, — горько шутил он.
И всё же супруги старались проводить в Ингамарне в среднем хотя бы три-четыре тигма в году. Все их дети появились на свет в Радужном замке, и детство их в основном проходило здесь. Иногда счастливое семейство наведывалось в горный замок, но больше всего Эрлин и Гинта любили летать туда вдвоём. Амнита с Диннаром прекрасно их понимали. Они и сами изредка сбегали от всех в подземный дворец.
Дружеские отношения, которые сложились между двумя этими супружескими парами, с годами только крепли. Их дети росли вместе. В обеих семьях было по три сына и по две дочери.
После Диннары Амнита родила сына, получившего имя Танамнит. Он очень походил на своего отца и, разумеется, на деда, в честь которого его и назвали. Танамнит унаследовал трон правителя Улламарны. Минаттаном он стал уже в пожилом возрасте, но правил довольно долго. Следом за Танамнитом на свет появился Айнар. Внешне вылитый сантариец, он походил на своего прадеда Акамина. А от матери он унаследовал способности к техническим наукам. Подростком Айнар уехал в Эриндорн, где с блеском закончил сначала среднюю, потом высшую школу и стал одним из виднейших учёных.
Третий сын Амниты и Диннара походил на мать. Родился он на стыке осени и зимы, в период, когда цветут хеймоны — загадочные зимние цветы, осыпающиеся перед первым снегопадом. Так его и назвали — Хеймон, тем более что это имя очень подходило хрупкому, бледному ребёнку со светлыми, серебристыми волосами. Но хрупким он был только с виду. Он ещё лежал в колыбели, когда Амнита чувствовала исходящую от него силу. Хеймон рос замкнутым, впечатлительным и постоянно пугал окружающих своими странными фантазиями. Даже его родным братьям и сёстрам иногда было с ним неуютно. Амнита и Диннар относились к этому гораздо спокойнее других. Они знали, что внутреннему зрению этого ребёнка открыты какие-то никому неведомые миры. Обычно так проявлялся дар амнитана. Но сны, которые иногда рассказывал маленький Хеймон, всё-таки настораживали его мать. Она поняла, что его посещают видения, очень похожие на те картины, которые ей когда-то показывала Трёхликая.
— Ну и что? — пожимал плечами Диннар. — Пережитое тобой вполне могло отразиться на ребёнке, которого ты носила под сердцем, тем более что наш Хеймон — необычный ребёнок.
— Даже слишком… Уж не послан ли он мне оттуда? А если да, то с какой целью? Или с какой миссией… Я не жалею о том, что мы пережили, но я не хочу, чтобы мои дети страдали.
— Кто же этого хочет, дорогая? Но как бы мы ни старались, мы не сможем уберечь их от всего на свете. А пугаться заранее не надо.
Учиться в школе нумадов Хеймон начал лет с семи, почти как Гинта. А в восемнадцать он уже считался одним из лучших амнитанов Сантары. Ему были открыты многие миры, но больше всего его интересовал спутник Танхара — Аль-Даан.
— Белая звезда! Опять она, — в отчаянии говорила Амнита. — Опять что-то связанное с ней! И с Камой… Неужели мы никогда не избавимся от этого кошмара?
— Это всё твои выдумки, — успокаивал её Диннар. — Просто этот кошмар всё ещё живёт в твоей душе. Камы больше нет…
— Диннар, часть её тела осталась в этом мире, ты же сам знаешь… Кама преследует меня, как призрак мертвеца. Теперь она взялась за моего сына…
— Перестань. Ты же сказала, что перед гибелью она примирилась с тобой.
Диннар был прав. Страхи Амниты оказались напрасными. Аль-Даан не причинила вреда ни ей, ни её сыну, ни кому-либо вообще. У Хеймона действительно с самого детства установилась связь с этой небольшой ангамой, которую на Танхаре называли Белой Звездой, а на Эрсе — луной Танхара. И картины, которые он видел, были в материи Аль-Даан. Ведь Белая Звезда частично состояла из аллюгина. А помимо аллюгина и марр, она содержала в себе звёздное вещество, из которого состоял древний Танхар в момент столкновения его обломка с Камой. То, что для краткости называли звёздным веществом, на самом деле имело сложный состав, примерно одинаковый у каждой звезды. Танхар, который получил это насыщенное энергией вещество от белой звезды в созвездии Ллир, сформировался всего лишь как ангама. Он остыл, и все его элементы перешли в другое состояние. Но то, что попало в настоящее время и стало частью ангамы Аль-Даан, было именно звёздным веществом. Его было очень мало. Аллюгин и марр, соединившись с ним, поглотили его, растворили в себе, но в результате этого слияния, возможно, по прихоти камарнов, а возможно, и по желанию их властелина, возникла какая-то новая, доселе никому не известная материя. Соединившись с аллюгином Камы, звёздное вещество оказало на него удивительное воздействие. Оно разбудило память Трёхликой. Аллюгин Белой Звезды начал воспроизводить все картины, которые когда-то имелись в материи Камы, и на их основе создавать новые. Причём Аль-Даан гораздо смелее играла образами, чем породившая её бледная луна. Странно, но бесплодная Кама всё же стала матерью, хоть это и стоило ей жизни. По сути, Аль-Даан была дочерью Танхара и Камы. Тёмный бог принял бледную богиню в свои объятия, и то, что возникло в результате этого рокового «союза», получило частицу его творческой энергии. Аль-Даан получила нерастраченную творческую силу Чёрной звезды, которая когда-то могла, но так и не создала свой мир, помноженную на энергию белой звезды из созвездия Ллир.
