– Хан, к берегу! – успел крикнуть я, но узбек снова впал в ступор. А лодочка, подхваченная словно с цепи сорвавшимся потоком пулей неслась на камни. Когда-то, лет двадцать тому назад мне доводилось проходить пороги. Вот только делал я это на туристической байдарке, с наглухо задраенным кокпитом. Теперь же нутро нашего каноэ было гостеприимно открыто речной воде, которая уже начала захлестывать внутрь. Ну, и наконец, главное – перед прохождением порога его принято просматривать. Мы же, наоборот, ринулись туда на полной скорости, как бык на тореадора. Вот только соотношение сил у нас было прямо противоположное.
Поэтому не прошло и минуты как наша лодочка врезалась в камни, и меня с Ханом вышвырнуло и нее, словно пару горошин из консервной банки. Мой напарник немедленно ушел под воду, вынырнул и снова ушел. Я бросился следом. Теперь ревущий поток уже не казался мне безобидным лесным ручьем. Он швырял меня из стороны в сторону, молотил о камни и вообще, делал со мной, что хотел. В иной ситуации я, пожалуй, уже начал бы прощаться с жизнью. Но сейчас меня почему-то больше волновала судьба моего узбекского водолаза, голова которого то и дело мелькала на поверхности и вновь уходила вниз, будто Хан был не человеком, а поплавком некой исполинской удочки, на которую подцепили соответствующую по размерам гигантскую рыбину. Я не знал сколько продержится в воде мой напарник, но несмотря на все усилия приблизится к нему у меня никак не получалось. При этом постепенно я и сам начал уставать. Мне все тяжелее было выныривать на поверхность, чтобы глотнуть хоть немного воздуха. Однако вместо того, чтобы повернуть к берегу я мучительно продолжал гнаться за узбеком. Беда была в том, что теперь я окончательно потерял его из виду. Это могло означать только одно – Хан выбился из сил и позволил потоку утащить его под камни. Я стал вертеться из стороны в сторону, надеясь, что все же сумею разглядеть где-нибудь его маленькую бритую голову, но вместо этого сам пропустил серьезную угрозу для жизни. Огромный валун возник на моем пути словно ниоткуда. Хотя на самом деле он, конечно, лежал здесь веками, а я сам, увлекаемый потоком вылетел на него как снаряд из пушки. К сожалению, по сравнению камнем я был очень хрупким снарядом, поэтому когда река с размаху влепила мня в гранитный лоб валуна, ему ничего не сделалось. Зато из моей груди разом вышибло весь воздух, после чего я медленно ушел под воду. И тут моя рука наткнулась на что-то странное – не то густые морские водоросли, которым здесь не откуда было взяться, не то еще более невероятное в таком месте ватное одеяло. И вдруг до меня дошло – у меня в кулаке оказался зажат узбекский халат Хана. Это открытие разом вернуло меня к жизни. Я стал барахтаться изо всех сил, скреб ногами, руками, локтями. Цеплялся за все, что попадалось мне на пути, и в конце концов смог подобраться к берегу. Мало того, я выполз туда не один. Каким-то образом мне удалось вытащить вместе с собой, потерявшего сознание узбека. Увы, на этом мой организм истощил все внутренние резервы, и вместо того, чтобы оказать напарнику первую помощь я самым примитивным образом вырубился. Очнулся я оттого, что меня перекладывали с места на место.
– Легче, легче кантуй! – распоряжалась надо мной какая-то строгая и, судя по голосу, незнакомая мне старуха.
– А я что делаю? – обиженно бробасил ее неизвестный помощник.
– А ты его, как колоду вертишь! Все, положи его на сундук и убирайся!
– А магарыч?!
– Чего?! – возмутилась старуха и тихонечко забубнила себе под нос: – Напросился леший-хрыч на старухин магарыч. От того магарыча отвалилось у хрыча!
– Все, все! Ухожу только не колдуй, – взмолился неизвестный и тяжело затопал по скрипучему полу. Старуха ехидно захихикала. Я чуть-чуть приоткрыл глаза и успел заметить промелькнувший мимо меня мохнатый, но почему-то зеленый, словно поросший густым свежим мхом бок. После чего услышал как скрипнула, открываясь дверь и вскоре шаги затихли.
– Никак очнулся, милок! – вдруг воскликнула бабка и передо мной немедленно возникло невероятно уродливое лицо с выпяченной губой, торчащим снизу вверх кривым, как турецкий кинжал зубом и изгибающимся ему навстречу крючковатым носом. От неожиданности я чуть не грохнулся с лежанки и во все глаза уставился на свою уродливую спасительницу. Она как ни странно ничуть не оскорбилась такому невежливому поведению. А наоборот весело и задорно рассмеялась, да так, что на всех полочках, приступочках и подоконниках избушки стали мелодично и красиво позвякивать многочисленные разноцветные склянки. А еще, пока старуха смеялась, она вдруг незаметно сменила облик, превратившись из древней страхолюдины во вполне симпатичную, хотя и изрядно пообтертую жизнью бабку. Конечно в рекламу молочных продуктов «Хорошо иметь домик в деревне!» ее бы не взяли, но если бы слоган компании звучал: «Круто иметь землянку на Колыме!» – эта пожилая леди подошла бы к нему как найденная.
– Ты уж извини, парень, что я тебя зубом стращала! – обратилась ко мне бабка. – Страсть как люблю попугать новеньких!
– Кого попугать? – на всякий случай переспросил я.
– Ну-ну, не придуривайся! – миролюбиво усмехнулась старуха. – От тебя ж защитниками за версту разит. Даром, что ты у них недели не прослужил.
– Да уж! Недели нет. Пока всего сутки, – согласился я.
– А трое не хочешь? – ехидно спросила бабка, и глаза ее озорно заблестели.
– Я что, столько был без сознания?!
– Догадливый! – одобрила старуха. – А как меня зовут, сможешь сказать? Бабка явно потешалась. Мне тоже почему-то было в этой избушке легко и весело. Даже несмотря на то, что я понятия не имел в какую глушь меня занесло, куда подевались мои новые товарищи и при том, что я почти наверняка знал, что за мифический персонаж передо мной находится.
– Надо полагать, вы Баба Яга, – осторожно высказал я свое предположение.
– Молодца! Ай, молодца! Точно! Она самая и есть! Баба Пятая, Яга Смоленская, Костяная Нога Калужская! – бодро перечислила старуха свои то ли титулы, то ли регалии и протянула мне деревянную плошку с какой-то бурдой. – На вот тебе за сообразительность! Как раз вливать в тебя собиралась. Да ты сам проснулся. Содержимое посудины напоминало взбитое блендером авокадо, только малость пожиже и пахло от него не то ядовитыми грибами, не то лесным затхлым болотом. Я невольно напрягся.
– Узнаю людскую породу! – заулыбалась бабка. – Уж сколько дней ты у меня хлебал это пойло, как миленький. Считай с того света на нем выбрался, а как своими глазами увидел, так и запарился. Я виновато взглянул на старуху и уже почти собрался с духом, чтобы одним махом опрокинуть в себя содержимое плошки, но тут она неожиданно смилостивилась.
