— Абу-Бакар? — переспросил Мовсар. — Мне почему-то казалось, что его зовут Иса. Я его не так хорошо знаю, но еще до начала войны он приехал с Англии по-моему. Говорил, что работает в какой-то миротворческой организации. Предлагал мне присоединиться к ним. Они набирали туда молодых людей. Я отказался.
— А нам он говорил, что всю жизнь жил в Арабских Эмиратах, — заметил я. — Приехал только недавно, чтобы помочь "братьям мусульманам в борьбе с неверными", как он говорил.
— Он сказал, что его зовут Иса? — спросил Муслим.
— Да. — ответил Мовсар. — Имена я хорошо запоминаю. А он меня, видно, не узнал. Хотя несколько раз проходил мимо. Больше он ничего не рассказывал? Как они себя называют, кто командир, фамилии, имена?
— Да нет. Ничего такого.
— Не знаю…. Я бы ему не доверял. Кто знает, вдруг он так вас завербует, что вы пойдете подрывать какое-нибудь здание в России вместе с собой.
Мы с Муслимом переглянулись.
— А кто он, по-твоему? — осведомился я. — Фээсбэшник?
— Не знаю, фээсбэшник, или цэрэушник. Но ходить в его отряд я бы не стал. Если хотите, можете присоединиться к нам. Тот же джихад, как ни крути. Оружие вам выдадут.
Мы ответили, что подумаем. Однако идти на войну у нас пропало всякое желание. И Абу-Бакар куда-то пропал, будто понял, что его раскусили. Странно.
Если бы не Мовсар, история была бы совсем другая. К счастью, мы вовремя остановились.
Поездка в Баку была запланирована на следующую неделю. Уезжать мне все равно не хотелось. Я предпочел бы остаться. Эти переезды мне уже изрядно надоели. Тем не менее, надо ехать. Отец так решил.
Муслим с родителями тоже собирался уехать в Россию. Прежде чем уехать, мы с ним решили посетить наш излюбленный двор в центре Грозного. Муслим хотел увидеться с Луизой. Она через день уезжала в Ингушетию. А я еще раз надеялся увидеть Седу. Муслиму я об этом, конечно, не сказал. Как потом выяснилось, Седа уехала вместе с мужем за границу.
На следующей неделе мы собрали вещи и выехали в дорогу. На границе Чечни образовалась огромная пробка протяженностью в два-три километра. Это беженцы, покидающие свои дома. Объехать эту пробку не представлялось возможным. Вокруг Чечни была создана блокада. И никто не мог выйти из нее, без тщательной проверки каждого, кто выходил за ее пределы. Колонна машин двигалась очень медленно. Въезжающих в Чечню почти не было. В основном — выезжающие. Так мы простояли на границе Чечнм целый день, а вечером решили вернуться, чтобы на следующий день выехать пораньше и успеть до сумерек. Дело в том, что в ночное время дороги закрывались, и никого не пускали ни внутрь, ни наружу.
На другой день мы выехали пораньше, едва посветлело. Опять весь день придется провести на этой проклятой дороге, думал я. Хорошо, если мы сегодня успеем выехать. А дальше спокойно доберемся до Баку. Интересно, как долго там придется засиживаться? Может, война никогда не закончится? В таком случае придется осваивать новое место.
Раньше я никогда не был в Баку. Даже не имел представление, как выглядит этот город. Кроме того, что это столица Азербайджана, я ничего о нем не знал. По крайней мере, Азербайджан — не субъект Российской Федерации, и к нам, возможно, не будут относиться так предвзято. В те дни устроиться в России на работу было проблемой. Когда узнают, что ты чеченец — отказываются брать тебя на работу. А тех, кто работал на каком-нибудь предприятии еще до начала военных действий — увольняли под каким-нибудь предлогом. С поиском жилья — та же ситуация. В России наотрез отказывались сдавать квартиру чеченцам. Посмотрим, как сложится ситуация в Баку.
Мы уже доезжали до Аргуна. На улице было спокойно и тихо. Никакой бомбежки. До поры до времени. Послышался рев двигателей авиации. Сначала где-то далеко. Шум приближался, становясь все сильнее. Мы не обратили на это никакого внимания. Самолеты летали каждый день и бомбили. Как и в первую войну.
По звуку казалось, что самолеты пролетают прямо над нами, и буквально в нескольких метрах над нашей головой. Может, так оно и было. Я не видел.
Мы оказались на мосту перед въездом в Аргун. Прогремело три мощных взрыва прямо позади нас. Про себя подумал: "Ну, все! Нам конец!". От взрывной волны нашу машину слегка подбросило вверх. Отец едва успел выровнять машину. Такое впечатление, что самолеты прилетели атаковать именно нас. Поначалу я так и подумал. Позже понял, что они уничтожали мост. Чтобы не дать боевикам отступить по нему.
Отец вжал в педаль газа до конца, и мы на дикой скорости понеслись по мосту.
Я услышал свист падающей ракеты. В следующую секунду прогремело еще несколько мощных взрывов, оглушивших меня. На этот раз ракеты упали совсем рядом, едва не коснувшись машины. Стекла нашего автомобиля пошли трещинами. Я почувствовал, как во что-то сильно ударился локтем. Боль пронзила всю руку. Машину подбросило вверх буквально на метр. Когда земля и небо поменялись местами, я понял, что машину перевернуло в воздухе, и мы падаем вверх тормашками на асфальт. Вернее, то, что от него осталось. Весь мост покрылся трещинами от бомбовых ударов. Я успел это заметить еще до того, как мы приземлились. Он мог развалиться при малейшем толчке.
Перед глазами за считанные секунды пробежала вся жизнь. Я не мог поверить в происходящее. Нам конец. Выхода нет. Если мы как-то и приземлимся удачно, авиация нас все равно добьет.
Хотелось, чтобы все сложилось иначе. Но что человек может сделать? Нельзя обмануть смерть. Я, конечно, могу замедлить время. А как спасти себя и остальных? Если бы мы выехали чуть раньше, или чуть позже — этого бы не произошло.
Думая об этом (мысли в моей голове пролетали с огромной скоростью), я, тем не менее, представил себе тропу, закрыв глаза.
Тропа всегда толкала меня вперед. Если ты не хотел идти, это за тебя делала тропа. Я представил, что остановился. Меня все равно толкало вперед. Словно течение в реке. Тогда я представил, что остановилась сама тропа. Картина была такой четкой, что я ее видел как будто по-настоящему.
Я подумал, а почему бы мне не пойти против течения? Двигался я по тропе только в одном направлении — вперед. Если я пойду назад?
Неприятные ощущение все разом захлестнули меня с головой. Реальность, окружающая меня, тут же куда-то пропала. Исчезло все: звуки, запахи, осязание, ощущение, в общем, все то, что связывало меня с реальным миром. Остались только я и тропа.
Такого еще со мной никогда не было. Это было совершенно новое для меня ощущение. Я осознавал, что не сплю, тем не менее, чувствовал какую-то отрешенность от мира сего. Может, я умер? Умирать мне точно никогда не доводилось. Следовательно, и ощущения совершенно новые.
