– Видимо, мы не совсем одинаково понимаем слово «хороший». Знаете, что говорил лично о вас Голаф Брис, сидя в яме? Той ловушке в храме Абопа, где мы оказались не без ваших стараний и должны были погибнуть? – отстав на десяток шагов от магистра и капитана, уже не слыша их разговора, Астра остановилась и произнесла в лицо своей спутнице: – Он говорил, что лучше бы нашел ваше мертвое тело, чем вас живой, ставшей пиратской шлюхой, предавшей его перед лицом смерти.
– Вы слишком жестокая, Астра. Даже если он сказал похожее, зачем это преподносить мне так? Чтобы звонче отпустить пощечину? – Анита смотрела на нее в упор, закусив губу и перебирая пальцами шелковый цветок на боку платья.
– Мне тоже многие стремятся сделать побольнее. А я, знаете, не душа Чистой Эты. Я, увы, не смиренна и не терпелива. Да будет вам известно: следуя на Рохес, а затем на Карбос, пытаясь спасти вас из того сомнительного плена, я очень многого натерпелась, а главное – я потеряла отца.
– Сожалею, – тихо сказала Анита, сворачивая за статуей Герма на дорожку, мощенную плитами песчаника. – Я не имела возможности сообщить, что мне не нужна никакая помощь. Да вы бы и не послушали меня в Ланерии. А то, что вы с Голафом последуете на Карбос, я и думать не могла.
– Остановимся здесь, господин Морас. Выкладывайте, что хотели сказать, – повелительно бросила дочь Варольда, когда они дошли до начала аллеи. – И постарайтесь быть кратки. Времени у меня мало, а мерзавцев, подобных вам слишком много.
– Постараюсь быть кратким, насколько это возможно, – Морас снял шляпу и, отвернувшись к святилищу Покровителя, видневшемуся за дымчатой листвой олеандров, начал: – Я не родился пиратом. И никогда не был им в душе, госпожа Пэй. Понимаю, для вас странно звучит это утверждение, – он кивнул, на чисто выбритом лице обозначилась глубокая морщина. – Еще не так давно я служил офицером королевского флота Олмии. Может быть, одним из лучших офицеров, преданным справедливости, чести, командовавшим быстроходным флейтом и всеми силами старавшимся защитить южные воды от пиратов и дерзких налетов аютанцев. В то время мой корабль был карающим громом для морских разбойников, братства Пери и многих, подобных им. Я честно выполнял свой долг, месяцами проводя в плавании, лишь на несколько дней заглядывая на Ленлу, где меня ждала жена с маленькой дочерью на руках.
– Понятно, кэп, – прервала его Астра. – Будьте любезны пропустить эти сердечные излияния. Я уже успела убедиться, что вы – человек чести.
– Однажды нам удалось захватить подозрительное судно без флага, и от пленников я узнал, что эскадра аютанских корсаров, подчиненная фахишу Бель-ам-Гулу, готовит нападение на Ленлу и столичный порт, – бесстрастно продолжил Морас. – Об этом я доложил королю, но Луацин принял мои слова с усмешкой. Он не мог поверить, что аютанцы, давно безуспешно воюющие с Рохесом, осмелятся потревожить наш город. Вместо того чтобы усилить охрану южных границ, король отправил мой корабль и еще два когга сопровождать какой-то груз в Мергию. Когда я вернулся, Ленла была разорена. От маленькой деревянной крепости осталось только пепелище. На лицах защитников – немногих оставшихся в живых, были ужас и скорбь. Но самое страшное я узнал позже, добежав до своего дома: мою жену и дочь увели аютанские пираты. Я хотел немедленно бросится в погоню за флотилией фахиша Бель-Гула, пусть даже без двух коггов, которые не были подчинены мне, – мой быстрый и бесстрашный флейт очень многого стоил в тех водах. Я подошел с прошением к королевскому наместнику – он решал тогда все. И он отказал мне, ответив, что сожалеет о случившемся, но для Олмии есть более важные дела, чем просто месть или неумная попытка вернуть то, чего вернуть нельзя. Вопреки моим мольбам, даже угрозам, он приказал плыть в Лузину, чтобы конвоировать какой-то торговый корабль. В отчаянье я сорвал серебряные награды, полученные от Луацина, бросил их в лицо наместнику и побежал к своему флейту. Часть матросов, которые тоже потеряли своих жен, сестер и близких людей выразили готовность немедленно следовать за мной. Нарушив приказ, все статьи устава королевского флота мы отплыли из разоренной Ленлы менее чем через час и взяли курс на запад.
– Мне тоже известна эта история. История бунтующего Аронда. – сказала магистр Изольда, когда Морас на миг замолчал, чтобы перевести дыхание. – О ней много говорили семь лет назад во дворце Лузины. Некоторые сострадали вам, капитан. Большинство же считало вас изменником и мятежником.
– Я знаю. Лжецы слишком извратили то, что было в действительности. И вы правы – моя олмийская фамилия Аронд. Я оставил ее, но собираюсь по некоторым причинам вернуть, – Морас отвесил ей легкий поклон и снова обратился к Астре: – Несколько дней мы рыскали в окрестностях Рохеса и Каменты, опрашивая проходящие корабли и стараясь напасть на след негодяя Бель-ам-Гула, но раньше чем нам удалось узнать что-либо полезное об аютанских корсарах, мы встретились с частью королевской эскадры Олмии, посланной уничтожить нас, как мятежников. В этом бою мой флейт потерял почти всю оснастку, фок и больше половины команды. Все-таки мы, отбились, смогли уйти – скрылись в одной малоприметной бухте. А на следующий день нас обнаружила флотилия пиратов Пери. Бой с нашим потрепанным судном был недолгим. Они взяли нас на абордаж. С поломанной от выстрела баллисты ногой и двумя тяжелыми ранами я лежал, истекая кровью, когда на палубу поднялся господин Давпер Хивс. Я думал, что он, узнав во мне давнего заклятого врага, пожелает тут же прибить меня гвоздями к мачте, как было заведено в братстве Пери. Но он сохранил жизнь мне и другим, оставшимся в живых матросам моей команды. Позже он узнал мою историю и пообещал помочь разыскать жену и дочь. Обещал даже постараться вызволить их из аютанского плена. За это я обязался служить ему семь лет – у меня не было другого выбора. Более того: в те дни пиратское братство казалось мне меньшим злом и большей честью, чем королевский флот Олмии и весь остальной мир. Я присягнул на верность гилену Пери, – Морас замолчал, поглаживая пышное белое перо, украшавшее шляпу, которую он до сих пор нервно вертел в руке.
– И что же дальше? Вы нашли жену и дочь? – поинтересовалась Астра.
– Нет. Скоро стало известно, что моя дочь погибла от болезни еще во время плаванья к Сагель-Аль. И жена погибла. Ее замучили в одном из притонов Маун-альх-Лусу. Знаете… у братства Пери повсюду глаза и уши, но, увы, не так длинны руки, как принято думать. Я рыдал, будто женщина, когда узнал о судьбе самых дорогих для меня людей. Потом в мое сердце пришла жестокость. Вместе с Давпером я бороздил моря, нападал на торговые суда и, взяв добычу для нашего гилена, пускал их ко дну. Не могу сказать, что мне это нравилось. Конечно, жестокость и кричащая на весь этот мир обида стали частью моей души, но я всегда стремился избежать ненужных жертв и в самые темные дни не преступал границы чести, которые твердо определил сам для себя заново. Теперь, госпожа Пэй, мои пути с Давпером разошлись. Я отслужил обещанные семь лет. Даже несколько больше. Я за все рассчитался с ним, кто бы ни был этот человек. Теперь я свободен. И не хочу быть больше связанным с его именем, не хочу быть зависимым от братства Пери, хотя я занимал в нем высокое положение. И при всем этом, я не стыжусь своего прошлого. Что было – то было. Еще добавлю, что мы расстались с Давпером не совсем по-доброму. Но для вас это, наверное, мало интересно.
