Следя за подсвечником, Гривтер уверенно надвигался. Оба воина, пригнувшись, осторожно описали круг, готовые в любой миг к нападению или отступлению. Евнух сделал ложный выпад, и Кейн неуклюже взмахнул подсвечником, целясь ему в горло. Насмешливо зажмурившись, кастрат открыл рот и издал непонятное кашляющее шипение. Между его слюнявыми челюстями был только почерневший обрубок языка. Он снова сделал ложный выпад, который Кейн, отвлеченный изуродованным ртом, вновь отразил не слишком ловко.
Считая, что теперь ему ведомы силы противника, Гривтер взмахнул изогнутым клинком в сторону живота Кейна. Но Кейна там уже не было. С непостижимой скоростью он уклонился от удара кастрата и по-змеиному быстро нанес удар подсвечником. Серебряная палица столкнулась с рукоятью тяжелого ножа, выбив его из ладони Гривтера.
С отвратительным карканьем, пытаясь без слов выразить ярость, евнух схватился с Кейном, который отважился отбросить в сторону сильно помятый подсвечник вслед за упавшим на пол парангом. Много раз высоченный гигант для развлечения своей госпожи убивал людей голыми руками. Массивного телосложения, опытный борец – обыкновенный человек был обречен, попав в смертоносные объятия Гривтера. Но, вступив в схватку с Кейном, евнух столкнулся с человеком куда более сильным, чем те, на кого его натравливали прежде. По полуобнаженному телу кастрата струился пот. В отчаянии он пытался раздавить противника своими тремястами пятьюдесятью фунтами мышц, костей и резиновой плоти.
Но было бы проще одолеть статую, чем воина с железными мускулами, того, с кем сейчас боролся Гривтер. Кейн разрывал любой захват, который пытался применить Гривтер, и только жирная плоть помогала евнуху выкручиваться из тисков Кейна. Неожиданный поворот, и Кейн вывернул руку Гривтера за спину, лишив его возможности сопротивляться. Гривтер беспомощно барахтался, одна его рука стала бесполезной, когда Кейн придавил его к полу. Глухой треск. Гривтер затрясся. Кейн безжалостно сломал вторую руку евнуха. Беспомощный стон животной боли был самым громким звуком, прозвучавшим за время напряженной схватки. Не обращая внимания на гротескные подергивания искалеченных рук кастрата, Кейн сжал жирное горло Гривтера своей мощной левой рукой и медленно задушил его.
Презрительно оттолкнув труп, Кейн поднялся на ноги и двинулся к занавеске – в нем разгоралась жажда крови, в глазах плескался адский синий огонь.
Его приветствовал безумный смех Эфрель.
– Тише! Расслабься! Ты только что доказал мне, что ты и впрямь настоящий Кейн! В легендах говорится, что твои руки – самое страшное орудие, тебя называют Кейн Душитель, помимо прочих жутких прозвищ. Утихомирься! Я всего лишь хотела проверить старые сказки. Мне ни к чему легендарный воин, чья доблесть невероятно преувеличена, пусть он и бессмертен.
Кейн зловеще улыбнулся, он был зол, как разъяренный тигр.
– Что ж, твое любопытство удовлетворено. Ты знаешь, кто я. Теперь давай посмотрим на тебя!
Он сорвал вуаль… и увидел ужас.
Эфрель, хихикая, лежала на кушетке, покрытой дорогими шелками и ценными мехами – их роскошная красота разительно контрастировала с уродством, развалившимся на них. Госпожа Дан-Леге была изуродованной, изломанной карикатурой на женщину – ядовитое зло, принявшее форму. Черная аура мстительной злобы исходила от этого изуродованного чудовища, еще более омерзительного из-за драгоценностей и наряда из зеленого шелка.
Над кушеткой висел портрет женщины в полный рост. Дама на изображении была одной из прекраснейших женщин, которых Кейн когда-либо видел. Она откинулась на устланной мехами кушетке, соблазнительно наряженная в тончайшую шелковую ткань. Ее кожа светилась белизной; ее тело было неотразимым сочетанием женственной прелести и соблазнительности. Должно быть, художник потратил не одну неделю, стремясь запечатлеть утонченную красоту ее лица, сияющие темные глаза, шелковистые черные волосы.
Девушка на картине и существо на кушетке перед ним. Совершенная красота и уродливая извращенность. Это была сводящая с ума противоположность абсолютных крайностей. Кейн понял, что обе эти женщины – Эфрель.
Ее привязали за запястья, поэтому руки оказались относительно неповрежденными, во всяком случае из них не торчали обнаженные кости. Остальное ее тело было покрыто отвратительными шрамами. Туловище было бесформенной массой изуродованной плоти, местами среди шрамов проглядывали белые кости. Зазубренные обломки ребер протыкали ее бок в том месте, где во время скачки оторвалась плоть. Одна нога была отрезана чуть ниже колена – то ли оторванная, то ли слишком искалеченная, чтобы ее можно было спасти. Ступня на второй ноге была просто плоским обрубком.
Хуже всего было лицо. Должно быть, оно волоклось по земле, когда Эфрель потеряла сознание. Длинные пряди шелковистых черных волос росли лишь из нескольких клочков кожи на черепе. Почти вся плоть с лица была сорвана; уши были рваными остатками хрящей, нос – зияющей впадиной: затруднения Эфрель с речью были легко объяснимы. Ее щеки были жутко изорваны, а рот превратился в бесформенную щель, которая не прикрывала остатки сломанных зубов. Один глаз был сущим кошмаром, второй – еще хуже, потому что он был не поврежден. Этот единственный темный глаз был все еще прекрасен на этой отвратительной пародии на человеческое лицо – оникс в груде личинок.
Создание по имени Эфрель не должно было быть живым; ясно, что ни одно человеческое существо не смогло бы жить, будучи так искалечено. Тем не менее она была жива. И злобная жажда мести, которая каким-то образом поддерживала в ней жизнь, безумно светилась в ее единственном глазу, который неотступно смотрел на Кейна.
Кейн бесстрастно взирал на кошмар на кушетке – в своей обычной манере, не выражая иных чувств, кроме вежливого любопытства. Он невесело засмеялся:
– Да, я Кейн. И я вижу, что ты – Эфрель. Теперь, когда мы представились друг другу, скажи, зачем ты призвала меня в Дан-Леге?
– Что? О делах? Так скоро? – захихикала Эфрель. – Почему сейчас ты говоришь со мной о делах? Смотри! Ты в спальне самой красивой женщины империи! Вот я на стене! Вот я перед тобой! Разве я так уж сильно изменилась? Ты больше не считаешь меня красивой? Разве я не самая прекрасная и желанная женщина, которую когда-либо видели твои глаза? Некогда я была ею!
– Если сравнивать с тем, что скрывается в твоем теле, ты все еще красива, – вслух подумал Кейн, в нем поднималось отвращение.
Еще один взрыв безумного смеха.
– Ты так галантен, Кейн! Но я знаю, что за зло таится в твоих глазах! Мы одного пошиба, ты и я! Нас сочетало зло! – Она раскрыла ему объятия.– Иди ко мне, Кейн Пират! Иди, Кейн Бессмертный! Если тебе на самом деле суждено занять место Альремаса, помни, что когда-то он был для меня больше чем полководцем! Приди, Кейн, мой любовник!
