Что там говорил Пиклс, закусил губу Том, припоминая. «Незадолго до Рождества вернулась сестра Мэри Альма. Вернулась тоже как‑то странно: еще вечером ни слуху, ни духу, а на утренней молитве уже в первых рядах. С ее возвращением опять непонятное стало происходить». Что если она возвращается тем же путем, что и те трое, через подвалы?
Том натянул одеяло до самых ушей, внутри назревало недовольство.
Его как особо опасную посылку, перевозят туда–обратно на «Полуночном экипаже», а в приюте есть иной ход. Вспомнилось приторно добродушное лицо тетушки Дотти, всякий раз задабривает печеностями и ласковыми словами, а сама по–тихому колдует над камином в смежной комнате. И у дверей чудом возникает «Полуночный экипаж». Кто поверит в такие совпадения?
Это все Крестная. Это она умудряется верховодить его судьбой, даже когда не стоит рядом. «Твое положение временно, – убедил его Антонин, – лишь до совершеннолетия. А потом иди хоть на все четыре стороны». Нет, думал Том с тихой уверенностью, я раньше освобожусь, как угодно, но освобожусь, не по мне сюртук пешки примерять.
Том успокоил себя мыслью, что вернется в кабинет Крестной, перероет все тайники, перечитает все книги, а там поглядим, останутся ли еще тайны. И пусть возвращается, и пусть видит, что он читал ее книги. Прятаться он не станет. И с этим Крестная уже ничего не поделает.
***
— Реддл, вставай!
Том двинул рукой на звук голоса, но промахнулся, и Мартин вновь затеребил его плечо.
— Вставай, говорю. Реддл!
— Свенсон? Какого черта? Подъема еще не было…
Тут же пожалел, что спросил: в ушах вновь зазвучал противный голос Мартина, нарочито важный и приторный.
— Без тебя знаю. Я разбудил, чтобы оповестить, что сегодня от нашей спальни дежурные по столовой ты, Луишем и Ламбет.
Том принял сидячее положение, злой и всклокоченный после сна, рявкнул:
— Самое время об этом говорить!
— Ну, извини, – всплеснул руками Мартин без тени сожаления, – но вчера, если помнишь, Уорлок и Стайн весь распорядок сбили. Я еще вчера должен был раздать дежурства, распределить участки и…
— Да–да, Мартин! – грубо оборвал тираду Том. – Да! Да, я пойду на дежурство, только заткнись, ради Христа.
Мартин обидчиво скривился, отошел.
— Тебя и так долго в приюте не было, а за тебя, между прочим, все это время другие дежурили.
Том, будто снимал широкополую шляпу с пером, отвесил артистичный жест.
— Как это благородно с их стороны.
— Шут, – огрызнулся Мартин напоследок, вернулся в свою кровать.
— Ты даже не представляешь какой, – пробурчал Том.
Николас и Симон уже стояли одетыми, видно долго его Мартин будил. Том потер ладонями лицо, глаза не желали открываться.
Симон понимающе улыбнулся:
— Проснулся?
— Нет. И не собираюсь.
— Том, давай живее, – торопил Николас.
Том нехотя вылез из‑под одеяла, постарался одеваться живее.
— Даю, даю.
Со шнурками справился лишь на второй попытке, а когда дошло дело до пуговиц, Николас пошел к выходу, и Симон следом. Том кинулся за ними вприпрыжку, на ходу застегивая манжеты. Проходя мимо кровати досыпающего Мартина, Том с силой дернул с него одеяло, отшвырнул на кровать Кларка.
Мгновенно его уши догнал полный злобы вопль Свенсона:
— Реддл!!!
Уже за дверью Том с наслаждением услышал недовольный голос разбуженного Стайна.
— Какого беса?
— Кому не спится? – возмутился следом Марк Детфорд.
Но Гилберт Харроу оказался сообразительнее других.
— Свенсон, дрянь такая!
Здесь прозвучал глухой удар, Свенсон охнул:
— Ай!.. Ребята, вы чего? Я же на Реддла.
— А нас зачем будить? – рявкнул с ожесточением Дирк Дейвис.
Послышались нетерпеливые аплодисменты и выкрики Стайна:
— Баталия! Даешь баталию!
— Поколотить негодяя! – поддержал Хью Хоппс.
— Подушки на изготовку–у… – прогорланил Уорлок, через мгновение затишья рявкнул во всю дурь: – Пли!
— Бей его, праведника! – вопил Пиклс счастливо.
Дальше слышались только смех, охи и ахи обычной мальчишеской потасовки, беззлобной, но основательной, как и детство всего лишь репетиция перед взрослой жизнью.
Том с улыбкой полного удовлетворения отлепился от двери, Николас стоял неподалеку, качал головой:
— И обязательно это было делать? Мог бы и стерпеть.
— Терпение – удел слабаков, – отбрил Том. – Хочешь, терпи, а мне не навязывай.
Николас нахмурился, засопел, но Симон одернул его за рукав.
— Не вмешивайся. Мартину все равно за дело досталось.
Сердитость на лице Николаса сменилась примирительной улыбкой, подмигнул Тому.
— Я досадую только на то, что сам не могу поучаствовать. У нас у каждого к Мартину должок имеется.
— Всего–навсего скажи когда, – хмыкнул Том, – и я устрою тебе такую возможность.
Когда они добрались до столовой, дежурные других групп уже вовсю накрывали на столы. Тучная кухарка за раздаточным столом, как дирижер палочкой, размахивала половников, почти мужским басом отдавала указания. Девочки поглядывали на нее с неприкрытой злобой, от голоса кухарки вздрагивали, проливая тыквенный сок в овсянку.
Том даже и не подумал броситься к раздаточному столу. Сел на свое привычное место, уложил голову на скрещенные руки, блаженно прикрыл глаза. Николас опешил, открыл рот, чтобы всерьез возмутиться, но Симон жестом опять остановил ему, мол, иди, сам разберусь.
— Том, ты палку не перегибаешь?
Том поднял на него покрасневшие от усталости глаза, спросил негромко:
— Симон… ты ночью спал?
— Нет, ты же знаешь.
— И я не спал, – кивнул Том мирно, – А сейчас спать хочешь?
— Нет.
— А я хочу! – рявкнул Том так, что девочка неподалеку вздрогнула всем телом и выронила стакан. – Представляешь, какая несправедливость?
Симон оглянулся на растерянную девочку, улыбнулся Тому одними глазами.
— И?
— Просто, не трогайте меня до начала завтрака, хорошо?
— Ладно. Появятся монахини или Свенсон, предупрежу кашлем.
Том состряпал благодарную улыбку:
— Всегда ценил в тебе сообразительность.
Кажется, задремал‑то всего на минуту, и легкое касание плеча, мгновенно разбудило.
— Уже? – вскинулся Том.
Симон как раз садился рядом, успокаивающе кивнул.
— Некоторые группы уже пришли, скоро и наши подойдут.
Николас сел напротив их, рассерженный чем‑то, обвел взглядом столовую.
— Кажется, ты прав Симон…
— Говорю же, она на меня чуть кашу не вывалила…
Том потер глаза, вклинился с вопросом:
— Вы это о чем?
— Элеонор и еще некоторые девчонки не в духе, – ответил Симон.
— Из‑за того, что остаются в приюте, – прибавил Николас.
Том тоже огляделся, подметил недовольные лица, поджатые в обиде губы, махнул рукой:
