— Вы это о чем?
— Элеонор и еще некоторые девчонки не в духе, – ответил Симон.
— Из‑за того, что остаются в приюте, – прибавил Николас.
Том тоже огляделся, подметил недовольные лица, поджатые в обиде губы, махнул рукой:
— Переживут.
У дверей столовой образовался наплыв сирот, без суеты и толкотни – везде придирчивые взгляды монахинь – рассаживались на привычные места. Том уже углядел рыжего Пиклса. Николас вдруг хлопнул по столу, сообщил полушепотом:
— А знаете, кто будет злиться больше, чем девчонки?
Том и Симон переглянулись, и Николас подмигнул, обернулся к соседнему столу:
— Уорлок! Как тебе новый день?
Уорлок с опаской покосился на сестру Люк, что стояла всего в нескольких шагах, потому ответил Николасу лишь движением губ:
— Отвали.
Но Николас не собирался униматься.
— Стукач – редкий зверь! Его надо беречь и в город не выпускать.
Уорлок позеленел лицом, до побелевших костяшек на пальцах сжал ложку.
— Ламбет, – одернула сестра Люк, – не сквернословьте на товарища, иначе мне придется заняться Вами всерьез.
— Извините, сестра, больше не буду… – ретировался Николас мгновенно, а Том и Симон услышали тихое: – …при Вас.
Кругом рассаживались, к их столу уже присоединились Матильда, Элеонор, Пиклс, Мартин… Дирк Дейвис после вчерашнего на свое место вернуться не пожелал.
Уорлок смотрел на их троицу с откровенной ненавистью, пальцы уже согнули алюминиевую ложку пополам. Том не смог отказать себе в удовольствии ответить ему улыбкой. Николас же не повеселел, стал еще сумрачнее.
— Ты чего? – спросил чуткий Симон.
— Холла помнишь?
— Того, что в карцере?..
Том нетерпеливо кашлянул:
— А я все еще тут!
— Прости, – извинился Николас, – мы о Джоне Холле говорим. Ему, вроде, девять и он урожденный. Мальчишка имел неосторожность указать Уорлоку на причину его появления в приюте. В резкой форме, разумеется. Уорлок промолчал, и о перепалке забыли. А на следующий день Холл пропал, монашки нашли его только через двое суток, в старом карцере, голодного, грязного и перепуганного до смерти.
Том в задумчивости покусывал губу.
— Изощренно…
— Мы смирились с тем, что Уорлок стукачит монахиням, – продолжал кипеть Николас, – но случай с Холлом… это уже выше моего терпения.
Пиклс придвинулся к ним ближе.
— Что предлагаешь?
Николас покосился на Свенсона: с него станется проболтаться.
— Ничего определенного, лишь предлагаю поразмышлять об этом на досуге…
— Без меня, – предупредил Том мгновенно.
К нему обратились удивленные взгляды. Николас возмутился в сердцах:
— Том, ты всегда был рад насолить любому пришлому… а Уорлоку вдвойне. В чем дело?
— Дело в «был». Теперь мне это не интересно.
Глаза Николаса сверкнули гневом, Том же смотрел ровно, без эмоций. Пиклс поспешно отодвинулся к девочкам, а Симон, как бы к слову, заметил:
— В город не выпустят тех, у кого будут замечания по поведению.
Николас глянул на него, затем на Тома, во взгляде отразилось осмысление:
— Так хочешь попасть в город?
— Так не хочу оставаться в приюте, – парировал Том.
Все взялись за завтрак. Элеонор еще долго бухтела в тарелку о несправедливости, беззаконии, движении суфражисток и каменном веке. Том терпел, сколько мог, но потом предложил Элеонор свою нетронутую порцию овсянки, объяснившись:
— Хоть заткнешься, пока будешь пережевывать.
Элеонор оскорбилась и умолкла. Маргарет благодарно подмигнула Тому, а Пиклс, памятуя об отданном ужине, взялся уничтожать его овсянку. Взамен отдал два куска хлеба, которые Том сразу же припрятал. Под дробный стук ложек о тарелки, хлюпанье и причмокивание он скучал: увлекся стаканом с чаем, сдувал белесый пар, несколько раз пытался зачерпнуть его ложкой.
Ближе к окончанию трапезы сестра Люк призвала всех к молчанию, сироты неохотно подняли головы.
— Отставьте стаканы, отложите ложки… Мне необходимо донести до вас некоторую информацию. На доске объявлений уже вывешены списки, после завтрака настоятельно рекомендую ознакомиться с ними группам, которые уже завершили обучение в средней школе и тем, кто окончил лишь первый ее класс. Для первых в эту субботу в хоровом зале состоится праздничное прощание, а пока можете заняться сборами. И, не забудьте, с вопросами о рекомендациях и списках распределения в профессиональные училища обращаться к сестре Полин. Далее…
Тут сестра Люк обратилась к столам, за которыми сидели Том и его ровесники, голос стал холоднее:
— Далее о списках «Помощи»… Если имя не значится в списках, следовательно, сирота остается в приюте. Возражения не принимаются! Новую рабочую одежду получите в прачечной, этим распоряжается сестра Элен. За распорядительными листками нужно подойти к кабинету богословия, и обратиться к сестре Эммануэль. Она же в этом году и надзирает за вашим потоком. С временным графиком, порядком поведения вне стен приюта и многим другим вас ознакомят уполномоченные по комнатам. У меня все, пожалуй… Завершайте завтрак, приятного аппетита.
Мартин сел ровнее из чувства гордости, ведь это он «уполномоченный» по их комнате. Том подавил зевок, глаза пощипывало от усталости.
— О нас ни слова, – прорычала Элеонор рассерженно, – словно нас не существует.
— Ваше дело с малышней возиться, – отметил Николас строго, – управляться в прачечной и на кухне. А в городе для вас опасно…
***
Ему всегда было тяжело поступать так, как того хотели другие. Претило заучивать тексты, повторять их слово в слово, язык так и чесался вставить свое, переиначить. Наверно, это гордость не позволяла опускаться до уровня козы на веревочке. А уж чувствовать себя козой из многочисленного стада – самая болезненная мысль, какая только заползала в голову. Однако со временем он понял, что и из этого природного упрямства можно извлекать выгоду… И гордость вовсе не грех, как учит Писание, а способ выжить, стать отличным от серости.
Том прекрасно расслышал слова сестры Люк, но поступил все же по–своему разумению. В то время, как сироты пихались и горланили у доски объявлений, спустился в прачечную. Неопытность еще молоденькой сестры Элен и его врожденное обаяние помогли добыть лишнюю рабочую форму – для Антонина. Размер подбирал наугад: лучше больше, чем меньше.
Когда добрался до доски объявлений, старших уже не было. Счастливые, подумал Том с завистью, уже вещи собирают, в воскресенье будут далеко от Офэнчестера. Почти взрослые и самостоятельные.
У стены особняком стояли Николас, Симон и Пиклс, молчали, нетерпеливо поглядывали на толпу сверстников. Том остановился рядом с ними, в руках бумажный сверток с одеждой.
