— И кто победил в импровизированном конкурсе ораторов?
— Судьи еще не вынесли вердикт, – произнес Симон скучающе.
Пиклс хихикнул:
— Идет подсчет баллов.
Николас начинал терять терпение, переминался с ноги на ногу.
— Может и нам пора поучаствовать?
— Не, подождем, – поморщился Том, лениво привалился к стене, – сейчас сами расползутся.
Когда ряды любопытствующих проредились, они сдвинулись с места. Николас, как самый высокий ткнул палец в листок, повел его вниз по фамилиям. На букве «Ф» криво ухмыльнулся – имени Ричарда Уорлока в списке не значилось, двинулся читать дальше.
— Оу, – подпрыгивал Пиклс от радости, – я в центральном районе. Том и ты со мной в паре!
— Это еще не решено, – посулил сосредоточенный Том. – Чей это почерк на листке?
— Дейвис, – уверил Николас. – Это он списки составлял.
— И кто скажет мне, где Дейвис?
Пиклс рассеянно почесал нос.
— В комнату, кажется, пошел.
Симон проводил Тома задумчивым взглядом. Сверток в руке пухлый, подозрительный… А впрочем, пустое. Хорошо, что ему, Симону, нет интереса до чужих дел. С такой позицией врагов не наживешь.
Том торопился, перепрыгивал через две–три ступени. Вчера за ужином он с Симоном жестоко обошлись с Дейвисом, но в сиротском приюте нет места долгоживущим обидам. Либо проглатываешь оскорбление, и не держишь на обидчика зла; либо приготовься к долгой изнуряющей вражде, где главное не прогадать, не ошибиться в своих силах… Иначе станешь посмешищем.
Среди сверстников Дейвис прослыл мальчишкой нестойким, даже бесхарактерным, потому ни Симону, ни Тому не было смысла его опасаться.
— Дейвис! – рявкнул Том прямо с порога. – Что за произвол? Каким местом ты думал, когда составлял списки?
Дейвис рефлексивно нырнул за кровать, словно желал за ней укрыться. Том приблизился с напускным злым видом, Дирка выдавали уши – покраснели виновато.
— Э–эй, спокойно, приятель… Я все верно сделал: старушки на твоем участке – божьи одуванчики, в напарниках Пиклс. Вы же, кажется, ладите? Чем тебе плохо?
Том оперся о кровать руками, одеяло промялось под его весом, взирал на Дейвиса сверху вниз.
— Мне плохо оттого, что моего мнения никто не спросил. И дело не в старушках или Пиклсе, а в самом участке. Это же центральный район Офэнчестера – средневековые кварталы, всего в двадцати–тридцати ярдах от приюта и пяти–семи ярдах от школы–интерната.
Дейвис принял оборонительную тактику.
— Реддл, это глупо! Интернатовских единицы остается на лето, сам знаешь.
— Так вот эти единицы летом хуже зверей диких. Я достаточно наслушался страшилок от старших. Смерти моей хочешь, Дейвис?
Дирк, к удивлению Тома, на миг даже заколебался с ответом, но ответил примирительно:
— У тебя отличный участок, многие бы мечтали быть на твоем месте…
— Я согласен воплотить их мечты в реальность! – перебил Том. – Но что‑то не многие желают соседствовать с интернатом.
— Ладно–ладно, согласен, система не совершенна, – вздохнул Дирк, брови просительно изогнулись: – От меня‑то что нужно?
Глаза Тома блеснули, распрямил спину, для большего устрашения стукнул кулаком в ладонь.
— Участок! Что‑нибудь на окраине. Ближе к Итчен. Глушь, тишина и спокойствие… Дейвис, я тебя как сирота сироту прошу.
Просьба прозвучала как угроза. По растерянному лицу стало заметно, что Дирк под напором начинает сдавать позиции главного.
— На окраине в основном участки старших групп, – начал он тихо. – Из наших там только Харроу. У него одного целых три дома.
— Я хочу этот участок, – потребовал Том, глядя с высоты на присевшего Дирка.
У того стал совсем жалкий вид, беспомощно развел руками.
— Вопрос не ко мне, разговаривай с Харроу. Если он согласится на обмен, я немедля внесу в список изменения.
Том с места направился на поиски Гилберта Харроу, на ходу пробурчал:
— От тебя тюфяка большего и не ждал.
Иногда становилось скучно от осознания, насколько предсказуемы окружающие. Почти всегда знаешь, где они, чем занимаются, что скажут в следующую минуту. От таких размышлений жизнь походила на избитый сценарий, где действующие лица не утруждаются сменой масок.
Гилберт разговаривал с Майком Брентом, который жил в соседней с их спальней. Том втиснулся ровнехонько между ними, одарил Майкла лучезарной улыбкой:
— Мы на минуту.
Брент даже забыл рот закрыть от удивления, а Том, пользуясь моментом, оттеснил Харроу к ближайшему окну. Доверительно положил Гилберту руку на плечо, вновь улыбнулся во весь рот.
— Гилберт! У меня есть предложение, от которого ты просто не имеешь права отказаться.
Гилберт беззлобно спихнул руку Тома с плеча, ухмыльнулся:
— Неужели семейная парочка усыновителей–миллионеров?
Том мигом перенял шуточный тон разговора:
— Ха–ха, мечтай–мечтай. Но если мне таковые попадутся, буду иметь тебя в виду.
— И на том спасибо… Что ты хотел?
Здесь Том положил обе ладони Гилберту на плечи, заговорщически зашептал:
— Не важно, что хотел я. Лучше поговорим о том, чего же хочешь ты? Монахини по глупости называют это ленью, но я считаю это практичностью… Гилберт, ты как практичный человек, должен меня сразу же понять. Привилегии! Вот, что важно в тусклой сиротской жизни! Частые освобождения от дежурств и уроков, уборки в спальне и классах. Пополнение рациона шоколадом и фруктами. Лестные рекомендации при переводе в профессиональное училище. И все это в купе с возможностью заниматься самым любимым делом…
— В хоре есть вакансия? – прищурился Гилберт, глаза алчно блеснули.
Ладони медленно соскользнули с плеч Харроу, Том увлекся пуговкой на своей манжете.
— Скажем так, она может появиться…
— Обмен? – среагировал мгновенно Гилберт.
Том посмотрел ему прямо в глаза.
— На участок. Мой в центральном районе, в пару с Пиклсом.
— На окраине у Итчен. Без партнеров.
— Идет.
Гилберт выбросил ладонь для рукопожатия, скрепления договора. Уголки губ Тома едва заметно дрогнули: мало кто знал о тайном увлечении Харроу. Как много можно узнать о людях, когда не спишь ночами, вслушиваешься в их сонливый бред.
***
В подвалы спустился уже переодетый и порядком голодный, но торопился не только из‑за этого: к половине девятого нужно быть у Главного входа. Опоздание грозило долгим ворчанием сестры Эммануэль, а ее дыхание всегда отдавало перебродившим церковным вином.
Еще на подходе к помещению, где вчера оставил Антонина, почудилось, что слышит голоса. Остановился, вслушиваясь, но не разобрал ни слова, и поспешил вперед.
Помещение освещалось тускло, единственное окошко под потолком накрывал знатный слой пыли. Том замер на верхней ступеньке: на груде хлама сидело мохнатое существо, бесстыдно сверкало босыми пятками, темные глазки недовольно щурились в его сторону. Том перевел непонимающий взгляд на хмурого Антонина, тот в сердцах рассек воздух ладонью, отвернулся к стене.
