— Нек! — не помня себя, вопит Аэлла, бросаясь к пристройке-лазарету, где работает целительница. Пристройка цела, но у входа, пробив стену Храма навылет, лежит в грязи голова чудовища, а по крыше бегут языки пламени. Голова еще живет — огромные желтые глаза открыты, в них застыла вполне осмысленная злоба на весь Мир, который не дал полакомиться человечинкой и судил умереть в этой проклятой деревянной часовенке.
Аэлла бросается к дому старосты. Крейтон должен помочь…
— Мы делаем, что можем, девочка, — с тоской в голосе говорит Воитель. Получившие неподвижную мишень орудия бьют в упор, не жалея пороха, но ее (или его — поди разберись) прикрывают стены храма, а главное — мощная броня, отбивавшая большую часть ядер. Ранят дракона лишь самые крупные. В голову же стрелять никто не пытается: ядра неминуемо попадут в дверь дымящейся пристройки, в которой остались Неккара и не меньше дюжины тяжелораненных. — Боюсь, Аэ, они обречены…
— Он дело говорит, — добавляет Сати. — И им не поможем, и себе навредим. Вон, смотри.
Аэлла послушно уставилась на дверь пристройки. Крышу лижет дымное пламя, спускаясь по сырому от дождей дереву. Если б не осень, храм вспыхнул бы, как стог сена. Дверь отворяется, оттуда с клубом жирного черного дыма выскакивают двое военлекарей. На носилки уложены друг на друга двое неходячих раненых. Страх придал им силы, они почти не горбятся под тяжестью страшной ноши.
Голова дракона оживает, когда лекари с ней поравнялись. Из пасти вырывается поток черной, липкой жижи, с ног до головы облепившей всех четверых, она вспыхивает жарким, чадным огнем.
Аэлла ясно видит, как один из лекарей бросается в большую лужу, валяясь в грязи и пытаясь сбить пламя. Увы, отлетевшие кусочки одежды продолжают гореть, даже плавая в воде. Пусть на драконов не действует магия, но пламя их явно магическое: в песке можно затушить даже самую стойкую из известных Крейтону горючих смесей…
— Да сделай же хоть что нибудь, мать твою! — не помня себя, кричит Аэлла в лицо Воителю.
— Если бросить в пасть твари вот этот сверток…
В руке у Крейтона появляется увесистый мешок с чем-то сыпучим.
— Это — пороховой картуз для пушки, — поясняет он. — Мешок пропитан горючим составом, но до пороха огонь доберется не сразу. В пушке-то его пронзают раскаленным фитилем… Нужно поджечь его и бросить в пасть дракону. Потом у тебя будет где-то две секунды, чтобы залечь. Если я не совсем сдурел, взрывом должно снести голову. Но кто это сделает — смертник. Постой… Сати, останови ее!
— Вот еще! Если мозгов нет, пусть сама и расплачивается!
— Я приказываю…
— Приказывать мне может только Верховная! — отвечает Сати. О том, что эту Верховную она уже предала, пуладжийка благоразумно умолчала.
Аэлла выхватывает у Крейтона мешок и мчится на улицу — обратно в ад горящего поселка. Сверху падают обломки — она надеется лишь на удачу, куда упадет следующий обломок, не угадала бы и благая богиня. Над головой вьются, высматривая цель поудобнее, драконы — она не обращает на них внимания. Взрывается соседний с Крейтоновым дом — она даже не поворачивается, только шарахается от горячей взрывной волны.
— Получай, гадина!..
…Сперва Аэлла и сама не поняла, что плеснуло ей на руку и бедро. Только почувствовав жар и нестерпимую боль, поняла, что умирает. Пламя жадно лижет одежду и руку. Но кое на что все-таки остается, и, взяв мешок с порохом горящей рукой, Аэ швыряет в раскрытую пасть.
Взрыв оглушает, ослепляет, отшвыривает чуть ли не в центр площади. Пропахав липкую, холодную массу обгоревшей рукой и бедром, Аэлла неподвижно застывает. К несчастью, сознание уплывать не спешит, по закопченному лицу от нестерпимой боли катятся слезы…
…Но свое дело порох сделал. Как и предвидел Крейтон, голову разнесло, во все стороны разлетаются огненные брызги, падая на землю, они вспыхивают, выжигают траву, в стекло сплавляют песок и землю, превращают в бурлящий кипяток лужи. Сама тварь мертва. Еще работает, всасывая воздух, чудовищная гортань, но головы, способной плеваться огнем, уже нет. Досталось и пристройке: ее дверь сорвана с петель взрывной волной, будто тараном отброшена внутрь, а сама она, вся охваченная пламенем, разваливается на глазах.
Из дымного ада, один за другим, выскакивают люди, вытаскивали неходячих, но еще живых раненых, выносят уцелевшие снадобья. Последней выходит, шатаясь, Неккара. Она наглоталась дыма, горло дерет неистовый кашель, по покиытым сажей щекам из глаз текут слезы. Женщину сгибает в приступе жестокой рвоты. Но, едва увидев распростершуюся в грязи Аэллу, целительница бросается к ней и Оливеру, распаковывает так и не снятый танцовщицей вещмешок со снадобьями.
— Тебе не место в танцовщицах, — слышит Аэлла, теряя сознание. И уже после того, как голова Аэллы бессильно откидывается, Неккара добавляет: — Зато есть все, что нужно целительнице.
Когда голова чудовища взорвалась, Сати зло сплевывает на пол и растирает плевок ногой. Она даже не вспомнила, как сама же ругала Аэллу за «плебейские манеры». Впрочем, в суматохе боя все равно никто не заметит. Один дракон убит, один ранен… Чего доброго, ствангарцы смогут отбиться и всплывет ночной разговор с Посланцем Эвальдом. О том, что свидетели, если и были, едва ли поняли смысл беседы, она не подумала.
Крейтон радуется, наводит следующие ядра. Неккара пытается что-то сделать с Аэллой… Пожалуй, дадим ствангарской дуре шанс — дадим Неккаре довести заклятие до конца. Прекрасно… Теперь пора.
Злорадно усмехнувшись, пуладжийка делает все в точности по указаниям ночного незнакомца. Первое, что она чувствует — странная пустота. Она привыкла постоянно ощущать Дар с рождения и знать, что Сила здесь, рядом — только разреши ей излиться в Мир. Теперь же…
Она чувствует себя так, будто ее раздели догола и выставили на весобщее обозрение на невольничьем рынке. Как-то сразу становится ясно: ночной посланец не соврал. Они и впрямь могут дать власть над Миром, способны уничтожить любого мага. Значит, не так уж нужна Сила, которой она владеет от рождения. По крайней мере, собственный Дар позволил стать лишь младшей жрицей, а каких трудов это стоило…
— У тебя магия действует? — спрашивает Крейтон. Даже сквозь загар пробивается мертвенная бледность.
— Нет! — стараясь изобразить испуг и скрыть злорадство (пригодились уроки Налини и Амелии!), восклицает Сати. — Что происходит?
— Они подавляют магию! Я больше не могу нацеливать ядра и стрелы, а Неккара — лечить раненых.
— Армия сможет продержаться без наводки?
