Тут Уисс, впервые с начала разговора, поднялся с кресла.
– Ум, напористость, проницательность, решимость, расторопность, преданность. От истинных патриотов ничего другого я и не ожидаю. – Бесцветные глаза Защитника увлажнились, он воздел руку. – Собрат Пульп, приветствую тебя от всего сердца. Ты – мое второе «я».
– Защитник! – депутат с чувством пожал протянутую руку, и тень румянца впервые легла на мраморную белизну его щек.
Остальные тревожно переглянулись.
– Так ступай и будь моим охотничьим псом! – повелел Уисс. – Уверен, ты преуспеешь. А вы берите пример с нашего безупречного патриота.
Правда, Защитник не уточнил, в чем именно надлежит брать пример.
Уисс Валёр еще раз пожал руку своему главному приспешнику.
– Задача перед вами поставлена, – объявил он присутствующим. – Теперь за дело. Отныне вы поступаете в распоряжение депутата Пульпа. Учитесь у него, как надо работать.
Злобные взгляды впились в великовозрастного мраморного купидона, но Пульп не обратил на это внимания. Его голубые глаза, холодные и блестящие как лед на солнце, были пусты: он ушел в себя.
– Ступайте, – приказал Уисс, и депутаты-марионетки, послушные воле своего хозяина, гуськом потянулись из кабинета. – Отец, останься.
Хорл неохотно остановился.
– Ты изучал чародейство и должен знать многих вонарских мастеров по этой части. Тебе знакомо имя Кинца во Дерриваля?
– Мне приходилось слышать о нем, – признался Хорл.
– Ага, я не ошибся – я прочел это в твоих глазах. Я вижу тебя насквозь, отец. Что ты можешь рассказать о предателе Дерривале?
– Очень мало. Я слышал, он великий гений и великий отшельник по сравнению с другими адептами нашего тайного знания.
– И только-то? Если ты знаешь что-то еще, будь уверен – я все из тебя вытяну. Отец, ты не сможешь ничего утаить от меня.
– Мне нечего утаивать.
– Что ж, возможно, и так. Будущее покажет. Представь себе, я ничего не упускаю Почти ничего. – Уисс резко оттолкнулся от бюро и принялся расхаживать по кабинету. – У меня прекрасное зрение, я вижу все – и вижу ясно. Далеко не все понимают, что от моего взгляда невозможно укрыться. Те же, кто недооценивает мою проницательность, порой совершают глупую ошибку и начинают строить козни. Но никаким заговорщикам не обмануть бдительности такого, как я. Ведь я почти не нуждаюсь в сне, как ты знаешь, я могу бодрствовать по многу ночей подряд, что нередко и делаю. Это дает мне дополнительное время, продлевает сознательное существование. Я дорожу этими украденными у забытья часами, стараюсь распорядиться ими наилучшим образом и поэтому, конечно, вижу гораздо больше, чем все думают.
Хорл со страхом глядел на сына.
– Например, тебе могло показаться, будто я не заметил, с каким удовольствием ты воспринял известие о бегстве моего брата Улуара. – Уисс резко обернулся, и Хорл вздрогнул. – Ты ведь обрадовался, верно, отец? Обрадовался?
– Не отрицаю, – тихо промолвил Хорл.
– Ты хотя бы не лицемеришь, и на том спасибо. Что ж, радуйся, пока есть время, ибо я непременно верну брата. У меня все еще остаетесь ты, Евларк и Флозина. Объединив усилия, вы обнаружите, где скрывается Улуар. Даю вам на это двое суток.
– У Улуара вполне достанет могущества, чтобы оградить себя от наблюдения. Не думаю, что мы способны его найти.
– А если б могли, так не захотели, да? Я вижу тебя насквозь, отец. Знаю, ты уповаешь на то, что Евларку и Флозине тоже удастся меня обмануть. И ты, конечно, был бы рад, если бы они совместно выступили против меня. Ты и сам бы охотно к ним присоединился, откройся перед тобой такая возможность. Разве не этого ты желаешь?
– Я желаю, чтобы они спаслись.
– Они, но не я! Мою отрубленную голову могут насадить на пику и носить по улицам, а ты и бровью не поведешь. Или нет? Ну, так не надейся на это. Я сумею себя защитить, я неуязвим. Брат и сестра знают, чем грозит им предательство, и никогда на него не пойдут. Что до Улуара и его спасителя из бывших Возвышенных, то их доставят сюда через несколько часов, и впредь этот Кинц во Дерриваль поставит свои таланты на службу святому делу патриотов. Я поговорю с ним и перетяну на свою сторону. Вижу, ты не веришь, что мне это удастся, но ты ошибаешься – я способен убедить кого угодно и в чем угодно. Кинц во Дерриваль станет моим сторонником и разоблачит всех изменников в моем окружении. И когда предателей уничтожат и суд над Нирьеном завершится вынесением надлежащего приговора, мы подавим мятежи в провинциях, ликвидируем угрозу вторжения из Стрелла, а иностранные державы признают Республику-Протекторат, – когда все эти вопросы будут раз и навсегда решены, вот тогда мы сможем позволить себе отказаться от террора и приступить к построению в Вонаре образцового государства. У больного тела надлежит отсечь пораженные гангреной конечности и выжечь заразу каленым железом; тогда останется всего лишь помочь ему залечить раны и полностью восстановиться.
– Останется? Но что останется? – пробормотал Хорл. – Да ничего не останется.
– Не вечно же нам купаться в морях крови, – продолжал разглагольствовать Уисс. Слова лились из него безудержным потоком, словно прорвало плотину. – Недолго ждать, когда Вонар очистится, очистится полностью, смыв с себя последние пятна позора, и тогда он превратится в прекрасное, идеальное, мирное и правовое государство. За это стоит заплатить любую цену. Что? Разве не так? Нечего пялиться на меня, как коза на бикен. Боишься возразить? А может, крыть нечем? Давай, выкладывай честно, что ты об этом думаешь.
– Я думаю, тебе не мешало бы отоспаться.
– Ты что, шутки изволишь шутить? – К бледным щекам Уисса прилила кровь. – Или хочешь вывести меня из себя? Берегись, даже мое терпение небезгранично. Ступай прочь, отец. И зачем только я пытался с тобою поговорить? Знал же, что это бессмысленно, что даром трачу время! Убирайся! Ты ждешь не дождешься, чтобы я тебя отпустил, я это знаю. Так убирайся! Слышишь? Пошел вон! Вон!
Уисс не говорил – визжал. Глаза у него вылезли из орбит, жилы на шее и на висках грозили лопнуть от напряжения.
Хорл с облегчением ретировался. Выскочив в коридор, он, однако, остановился и прислушался. По ту сторону двери Защитник Республики вновь принялся лихорадочно мерить шагами свой кабинет. Он уже не ходил, а метался. Хорл Валёр задержался, навострив уши, однако его сын по-прежнему не находил покоя, и шаги отдавались по половицам раскатистой дробью. Минуты уходили одна за другой, а дробь шагов все не смолкала. Все не смолкала. Не смолкала.
– И как вы поступили с Улуаром? – спросила Элистэ. Она сидела перед камином в плетеном кресле у дядюшки Кинца. Начинало смеркаться. Окна были зашторены, горели свечи. Над головой, скрипя половицами, расхаживал верхний жилец. За стеной кто-то пел, неимоверно фальшивя. В углу тихо гудела и мурлыкала Глориэль. Нормальные шумы нормальной жизни.
