Никогда.
Подняться с земли оказалось так просто. И сделать шаг. И еще один. Вот только куда теперь идти? А рядом никого, кто мог бы подсказать. Раздавленная своей потерей брела, равнодушно глядя под ноги. Слез не было. Какой смысл плакать? Впереди раздалась ругань и смех, такой неуместный здесь — в сгущающейся темноте на окровавленном поле.
— Лерт, радуйся, твоя сотня почти вся полегла, так что свидетелей будет не много… — говорил сквозь усилие и смех чей-то бодрый голос.
— Да пошел ты… — беззлобно огрызался другой. — Пусть бы хоть никто не полег, в такой темнотище все равно бы подробностей не разглядели.
И снова смех.
Как они могут смеяться? Здесь. Девушка вскинула глаза, посмотреть на тех, кто так безудержно веселился.
Шестеро демонов, осторожно ступая, несли безжизненное тело. Суккуб вгляделась в сгущающиеся сумерки. Откуда у них носилки? И с запозданием поняла — несут на мечах, убранных в ножны и отстегнутых от пояса. Надо же… Кто-то жив.
— Лерт… — хриплый, полный страдания и все-таки смеющийся голос, — не искушай, тащи бережнее, не то все-таки выдеру из последних сил…
И снова взрыв хохота.
Натэль замерла.
А потом кинулась опрометью навстречу воинам. Они почему-то замолчали, увидев, как она выскочила из сумерек. И почему-то мягко опустили свою ношу на землю и почему-то отошли в стороны.
Бледный… О силы всемогущие, какой он бледный! Белее муки. Веснушки кажутся коричневыми, а под глазами черные тени. Невольница упала на колени и потянула руку, чтобы коснуться плеча, залитого кровью. Ладонь ходила ходуном. Отрешенно несчастная подумала, что и сама сотрясается крупной частой дрожью. И не может сказать ни слова. Ни единого. Не может разомкнуть губ. Он был жив. Подернутые мукой глаза смотрели с беспокойством.
Да что же все они так на неё пялятся! И тут словно рухнула невидима стена, Рабыня уткнулась носом в живот своему Хозяину и закричала, по-прежнему трясясь всем телом. Она никогда не думала, что в человеке может быть столько слез и столько крика.
— Глупый Персик, что ж ты так орешь? — хрипло спросил Фрэйно. Широкая ладонь опустилась на затылок цвета индиго. — Это всего лишь рука. Все остальное на месте.
Тогда девушка оторвала зареванное лицо и с плачущими нотками в голосе выдавила:
— Рыжая сволочь, что ж ты руки свои везде разбрасываешь?
Кажется, первым засмеялся Лерт.
Пятнадцать лет спустя…
— Медленно или быстро? — Кэсс лукаво смотрела на развалившегося на ее кровати Тирэна.
Тот ухмыльнулся:
— Сегодня, моя дорогая, я предпочту скорость. Можешь отдаться процессу с полным самозабвением.
Собеседница хмыкнула. Скользнула к ложу и, подняв тонкую ткань шелковой ночной сорочки, села на квардинга верхом. Демон хмыкнул и схватился руками за перекладины на спинке.
Нежные руки схватили ворот его рубахи и с силой рванули в разные стороны. Ткань с треском разошлась, и ниида осторожно провела ладонями, убирая обрывки с загорелого тела. Мужчина застонал.
— Змейка моя, быстрее!
По проказливому лицу скользнула усмешка:
— Какой ты сегодня нетерпеливый…
Мужчина зарычал, но рычание тут же перешло в стон, когда прохладные пальцы коснулись пылающей кожи.
— Быстрее, — прошипел он сквозь стиснутые зубы.
— Тс-с-с, — руки утешительницы мягко опускались все ниже, наливаясь белым сиянием. — Готов?
— Да!
С запястий к кистям скользнуло пламя и ярко вспыхнуло, выжигая яд из рваной раны на животе. Та медленно и неохотно затягивалась. Это было больно. Очень больно. Вены на руках страдальца вздулись, кожа налилась антрацитовой чернотой.
— Прекрати дергаться! — рявкнула Кэсс, продолжая врачевать отвратительную рану.
— Долго… еще? — выдохнул он сквозь зубы.
Этот вопрос был проигнорирован. Долго — не долго? Какая разница. Не девка красная. Потерпит. И целительница бесстрастно продолжила лечение. Через некоторое время дыхание демона выровнялось, кожа посветлела, и он, наконец, разжал пальцы, оставив на дереве глубокие вмятины.
— Ну и? — лекарка скатилась со своего пациента и, скрестив ноги, села на кровати. — Зачем ты моих малышей обижал? Говорила же — они еще не понимают, что ты им не враг. Я, конечно, всегда тебя подлечу, но это уже перебор.
Тирэн лишь хмыкнул, снимая обрывки никчемной уже рубахи и вытирая ими залитый кровью живот. «Малыши» — здоровенные серые чудища, тупые, страшные, но… более не агрессивные. Разве что иногда. Если как следует раздразнить.
— Хотел проверить готовность твоих малюток, — признался излеченный.
— Проверил?
В ответ он скорчил такую страдающую физиономию, что собеседница рассмеялась и откинулась на подушки.
— А твое обучение? — спросил демон, поднимаясь с кровати.
— Я… — она нахмурилась, и тут же раздался стук.
Правильно истолковав мимику Кассандры, квардинг неторопливо подошел к двери и открыл. Оракул скривился, увидев откровенную сценку, но не сказал ни слова, как, впрочем, и всегда. По сути, какая ему разница? Ну, перепрыгнула девчонка из кровати одного вожака в кровать другого — сейчас-то она это делает по собственной воле.
— Кэсс, когда ты летишь? — спросил Динас.
— Через час. Мы пока… — человечка посмотрела на стоящего рядом полуголого мужчину глазами, полными томного обещания, — немного заняты.
Ах, как не нравилось старому колдуну отпускать девчонку к Безымянным! Но, увы, за последние пятнадцать лет стало традицией ежегодно на одну неделю отправлять ученицу прорицателя в поселение Безымянных.
Видя свою Хозяйку, те становились послушными, и безропотно выполняли любые приказы. Они вообще за эти пятнадцать лет стали менее злобными и более покладистыми. А провидцу очень нужна была сила звероподобных чудовищ в борьбе против гриянов, которую он вел уже довольно давно.
Год за годом наставник передавал знания наперснице, мало помалу подчиняя своей воле. Он был доволен. Сейчас дуреха стала верна ему даже больше, чем некогда своему ссыльному Хозяину. Сотни скрытых и явных испытаний на преданность и постоянные попытки застать врасплох ни к чему не привели: она прошла их все, даже не осознавая, что ее проверяют.
— Тирэн.
Понимающий кивок в ответ на молчаливый приказ. Всю эту неделю квардинг проведет возле Амона, чтобы исключить даже малейшую вероятность того, что эти двое встретятся.
Да, злоба, которую Динас чувствовал в человечке, росла с каждым днем, но увы, после того случая у Алтаря он ни разу не смог пригубить эту силу. Как ни старался, как ни тянул, даже отринув страх, что заметит — ничего. Ни капли. Он не знал, почему и как она это делает, а спросить, приказать поделиться — не мог. Старик даже усмехнулся, представив эту сцену — немощный колдун умоляет цветущую сочную девку поделиться с ним Стихией. Конечно, она всего лишь смертная, но далеко не глупа. И теперь оракул разрывался между собственной жадностью и опасениями.
