— Что случилось, Шарлотта? — спросил он надломленным голосом.
Он по-прежнему говорил с легким валлийским акцентом, округляя гласные, что звучало бы очаровательно, если бы его тон был не таким кислым. Он провел рукавом по лбу, в то время как она была на полпути от двери и остановилась.
— Я ищу тебя уже несколько часов, — сухо произнесла она, но это не произвело впечатления на Уилла.
На него ничего не производило впечатления, когда он был в таком настроении, а он был в таком настроении почти всегда.
— Ты помнишь, о чем я говорила тебе вчера? О том, что мы сегодня встречаем новичка?
— А, вспомнил. — Уилл метнул нож. Тот не попал в центр мишени, что усилило угрюмость Уилла. — Меня это просто не волнует.
Мальчик, стоящий за Шарлоттой, издал сдавленный звук. Можно было подумать, что это усмешка, но разве смог бы он усмехаться?
Ее предупреждали, что мальчик, прибывающий из Шанхая нездоров, но увидев его, она все же была поражена его бледнотой, покачиваниям, подобным тростнику на ветру; темным волосам с прожилками седины, как будто бы тот был восьмидесятилетним старцем, а не двенадцатилетним мальчиком. У него были странно красивые большие блестящие черные глаза, чрезмерные для такого худого лица.
— Уилл, тебе следовало бы быть повежливее, — произнесла она, пропуская мальчика, стоящего позади нее, в комнату.
— Не обращай внимания на Уилла; он просто капризный. Уилл Херондейл позволь мне представить тебя Джеймсу Карстаирсу из Шанхайского Института.—
— Джем, — произнёс мальчик. — Все зовут меня Джем.
Он сделал еще один шаг вперед в комнату, его пристальный взгляд с доброжелательным любопытством был направлен на Уилла. Он говорил без малейшего акцента, к удивлению Шарлотты, но ведь все таки его отец был — и остается — британцем.
— Ты тоже можешь .
— Ну, если все тебя так называют, вряд ли это особое одолжение для меня? — Тон Уилла был кислым; для своего возраста он умел быть удивительно отталкивающим.
— Надеюсь ты понимаешь, Джеймс Карстаирс, что не лезть ко мне — лучшее, что ты можешь сделать для нас обоих.
Шарлотта глубоко вдохнула. Она так надеялась, что этот мальчик, ровесник Уилла, станет оружием против гнева и порочности Уилла, но сейчас стало ясно, что Уилл говорил правду, когда сказал ей, что его не волнует другой мальчик, приезжающий в Институт.
Он не хотел заводить друзей и не нуждался в них. Она посмотрела на Джема,ожидая увидеть удивление или уязвленность на его лице, но он только усмехнулся, как будто Уилл был котенком, пытающимся его укусить.
— Я не тренировался с тех пор, как покинул Шанхай, — сказал он. — Так что мне не помешал бы спарринг-партнер.
— Ну, давай,— ответил Уилл. — Но мне нужен тот, кто мог бы угнаться за мной, а не болезненное существо, которое выглядит так, как будто он одной ногой в могиле. Хотя, я полагаю, ты был бы полезен для практики в метании ножей.
Шарлотта, зная о том, что было с Джемсом Карстаирсом — о том, чем она не поделилась с Уиллом — пришла в ужас. Одной ногой в могиле, боже мой Господь. Что на это сказал бы ее отец?
Джема зависела от лекарства, которое продлевало его жизнь, но не могло излечить его.
— О, Уилл.— Она дернулась вперед, как бы в попытке встать между мальчишками так, чтобы защитить Джема от жестокости Уилла, — удивительно точно выразившегося, хотя и не зная об этом, но затем остановилась.
Выражения лица Джема даже не изменилось.
— Если выражение -одной ногой в могиле- означает умирающий, тогда я и есть умирающий, — сказал он. — Мне осталось не более двух лет жизни, трех — в случае удачи, ну, по крайней мере мне так сказали.
Даже Уилл не мог скрыть своего шока; его щеки покраснели.
— Я...
Но Джем направился к мишени, изображенной на стене; подойдя, он выдернул из нее нож. Затем он повернулся и подошел к Уиллу. Несмотря худобу Джема, они были одного роста, их глаза находились лишь в нескольких дюймах друг от друга, взгляды их встретились и застыли.
— Ты можешь использовать меня для практики в метании ножей, если хочешь, — сказал Джем таким обычным тоном, словно он говорил о погоде.
— Я так полагаю, мне нужно немного переживать, поскольку ты не очень—то меткий.
Он повернулся, прицелился и метнул нож. Нож воткнулся прямо в центр мишени.
— Или, — Джем продолжил, поворачиваясь к Уиллу, — ты можешь позволить мне научить тебя. У меня очень хорошие броски.
Шарлотта пристально наблюдала за всем этим. За полгода Уилл отталкивал всех, кто пытался сблизиться с ним — воспитателей;ее отца; ее жениха Генри; обоих братьев Лайтвудов — смешивая ненависть и жестокость. Если бы она не была единственным человеком, который видел, как он плачет, она бы давно отказалась от надежды, что он когда—нибудь будет к кому—то хорошо относиться. И все же он, глядя на Джема Карстаирса, такого хрупкого на вид мальчика, будто он сделан из стекла, с твердостью на его лице, неуверенность исчезала с его лица.
— Ты не умираешь на самом деле, — сказал он, со странным тоном в голосе, — или нет?
Джем кивнул.
—Так они мне говорят.
— Мне жаль, — сказал Уилл.
— Нет, — сказал Джем мягко.Он снял пиджак, и вытащил нож из-за пояса. — Не будь таким же как они. Не говори, что тебе жаль. Скажи, что будешь вместе со мной тренироваться.
Он первым протянул Уиллу рукоять ножа.
Шарлотта задержала дыхание, боясь пошевелиться. Она чувствовала себя так, как будто наблюдает что—то очень важное, но не могла сказать что именно. Уилл протянул руку и взял нож, его глаза не сходили с лица Джема. Его пальцы коснулись другого мальчика, когда он забирал оружие из его рук. Это было первый раз, подумала Шарлотта, когда она видела его прикасающимся к кому—либо добровольно.
— Я позанимаюсь с тобой, — сказал он.
Жениться в понедельник для здоровья,
Во вторник для богатства,
Среда лучший день из всех,
В четверг к препятствиям,
В пятницу к потере,
В субботу не везет во всем.
— Народный фольклор
— Декабрь — счастливое время для заключения брака, — сказала швея, кружа вокруг неё, с полным ртом булавок, говоря с лёгкостью, выработанной годами практики. — Как говорится, -Коль в декабре ты под венец пойдёшь, любовь и счастье будут длиться вечно- .
Она приколола к платью последнюю булавку и отступила на шаг назад.
— Вот. Что вы думаете? Оно сделано по дизайну модели Уорта.
Тесса взглянула на свое отражение в трюмо в спальне. Платье было глубокого золотого шелка, как было принято у Сумеречных охотников, которые верили, что белый цвет — цвет траура и не выходили замуж в нем, несмотря на то, что королева Виктория завела моду на это. Кружево Дюшес обрамляло плотно облегающий лиф и струилось по рукавам.