— Как‑как… — Эльф многозначительно развёл руками. — Хэйн, балда, ему какую‑то артерию сгоряча прострелил. Крови вытекло — море. Да ещё пока стрелу доставали, разворотили там всё, что можно. Так что пока без сознания валяется. Иногда приходит в себя, бормочет что‑то, но на каком языке — никто понять не может.
— А можно попробовать с ним пообщаться?
— Чтоб вы за моей спиной заговор устроили? Ну уж нет, малышка, всему есть предел, даже моему расположению. Пусть пока строит из себя несчастного мученика. Ещё пару дней полежит — а потом я сам с ним поговорю, по — своему. Мигом вспомнит даже те языки, которые отродясь не знал.
— Но он же не притворяется, он на самом деле ранен. И ему на самом деле плохо, — рискнула высказаться я.
— Ничего, будет ещё хуже, — 'обнадёжил' меня кано. — Не знал бы, что он маг — давно собственными руками придушил бы, чтоб не выпендривался. Ладно, хватит на сегодня. Эй, заберите кто‑нибудь эту беспамятную. А ты, малышка, хоть имя себе какое‑нибудь придумай, что ли. А то неудобно ведь.
Эльфы подхватили меня под руки и затолкали в ту самую землянку, где я теперь обитала вместе с Ксанкой. Девушка от меня больше не шарахалась, а вот при виде солдат по — прежнему зарывалась в плащ. В остальном же она вела себя совершенно нормально, если, конечно, можно было считать нормальным то, что она меня абсолютно не помнила. И в отличие от моей придуманной амнезии, её потеря памяти была самой настоящей.
Ксанка считала, что родилась и выросла в каком‑то селе. А три года назад, когда её родители умерли, переехала к бабушке — знахарке в небольшую деревеньку на окраине Вертского леса. Жила как все: ловила рыбу, работала в огороде, пасла деревенских коз и не о каких других мирах слыхом не слыхивала. Колдовать её тоже научила бабушка, и она же предупредила, что магией можно пользоваться только в самых крайних случаях. Потом старушка умерла, а на деревню вскоре напали эльфы. Два десятка сонных жителей не сумели дать отпор возникшему из ниоткуда отряду остроухих. Ксанку схватили, остальных — убили. Так девушка оказалась в плену.
Она рассказала мне эту незатейливую историю в первые же минуты нашего нового знакомства. Сразу после того, как объяснила, что я обозналась, и она никак не может быть моей сестрой, потому что у деревенской девчонки Исты никогда не было эльфийской родни.
Да, её звали Иста. Просто Иста, безо всяких титулов и фамилий.
У просто Исты было ксанкино веснушчатое лицо, ксанкины густые рыжие волосы (совсем как у мамы!) — и незнакомый хриплый голос.
Я ничего не понимала, но была твёрдо уверена в том, что не ошибаюсь. Поэтому однажды набралась наглости и попросила девушку показать мне ногу. Настоящая Ксанка когда‑то пропорола ступню велосипедной спицей. Рана затянулась, но шрам остался.
Результаты осмотра укрепили самые худшие мои опасения.
— Прости, Иста. Я, кажется, действительно обозналась.
— Ничего, бывает, — девушка пожала плечами. — А что ты хотела там найти?
— Родимое пятно, — соврала я.
— Нет, у меня только шрам.
— А откуда?
— Да я уже и не помню. Может, собака в детстве цапнула…
— Понятно, — пробормотала я. А Ксанка снова свернулась калачиком под плащом и задремала, оставив меня наедине с неутешительными мыслями.
Как же могло так получиться, что она стала считать себя другим человеком? И что мне теперь делать? Одна я, может, и попыталась бы удрать, но не бросать же в плену едва обретённую сестру?
А рассказывать ей всё с самого начала — не время и не место. Только совсем запутаю бедную девушку. Или она вообще мне не поверит. Зато эльфы очень даже поверят, если подслушают разговор. Значит, придётся молчать. Ну день помолчу, другой… А дальше?
Я раз за разом прокручивала в голове ситуацию, но умных мыслей по — прежнему не возникало. Впрочем, времени для размышлений у меня было предостаточно.
Эльфы тоже использовали антимагический порошок. Причём, в отличие от людей, остроухие растворяли его в воде и заставляли пить получившуюся гадость. Напитком нас потчевали каждое утро, на протяжении недели. И этой недели мне с лихвой хватило на то, чтобы понять — искать меня не торопятся.
Первое время я всё ждала, что в лагерь вот — вот заявится Хозяин во главе небольшой армии, вытащит меня из заточения и торжественно отвезёт домой. Но дни шли за днями, а Муллен не появлялся. И Аллена куда‑то запропала, хотя, кажется, могла бы и попытаться найти бедную — несчастную меня. Да, я шла от Пещеры, не разбирая дороги, но уж следов‑то на влажной земле осталось предостаточно, можно было по ним и прогуляться…
— О чём задумалась? — Ксанка отставила кружку и привычно запахнулась в плащ. Я наконец‑то поняла, откуда у неё эта манера: когда на тебе из одежды только драная полупрозрачная ночнушка, трудно не думать, во что бы укутаться. Моя рубашка, правда, тоже представляла собой живописный набор зелёных лоскутков, но хоть грудь прикрывала. Впрочем, было бы ещё, что там прикрывать!
— Всё пытаюсь понять… Что эльфы забыли в лесу? Отряд слишком маленький и больно уж легко вооружённый для полноценных военных действий. Они и на деревню твою напали, кажется, только потому, что у них припасы закончились, и нужно было найти хоть какую‑то еду.
— Еду они могли и купить. Зачем дома было жечь? — сестра поёжилась. Видимо, вспомнила ту ночь, когда попала в плен.
— А вы бы продали что‑нибудь остроухим? Да ещё весной, когда всё прошлогоднее уже подъели, а новое ещё не выросло?
— Нет, конечно… Слушай, ты же вроде как сама эльф?
— Да, а что? — насторожилась я.
— Тогда почему ты всё время говоришь о них, как о ком‑то чужом?
— Что, серьёзно? Тебе показалось! Эльф я, самый натуральный, честное слово. Видишь, уши какие?
— Да уж, уши твои трудно не заметить. Но за языком тоже следи. А то кто‑нибудь подумает, что…
— Что?
— Что‑нибудь! — девушка улыбнулась. — Но ты не волнуйся, я точно ничего думать не буду. Обещаю.
— И на том спасибо.
Я рассеянно поворошила волосы. Это же надо было, так проколоться. Надеюсь, при Файриане я ничего подобного не сболтнула? Тоже мне, выпускница военной академии. А ведь меня ещё хотели в разведку пристроить. Ух, я бы им наразведовала!
Хотя… если искать и спасать меня не торопятся, почему бы не попробовать внедриться в ряды противника? Тем более что они и так считают меня за свою. Пусть и дезертировавшую.
— Послушай, — Ксанка осторожно тронула меня за плечо, — Как тебя всё‑таки зовут?
— Не помню, — привычно отмахнулась я.
— А сестру свою, значит, помнишь?
