Зверь нёсся вперёд. Я едва поспевала за его скачками. Зацепилась за корень и упала, разбив колени в кровь. Подскочила и снова побежала, ощущая, как сквозь тонкую ткань кожу будоражит мертвецкий холод. Зверь свернул с большой дороги на едва заметную стежку. Я боялась его потерять. Почему-то была уверена, что только он знает путь к спасению. Нависавшие низко ветки нахлёстывали по рукам и лицу, раздирали платье на лоскуты, вырывали клочья волос. Ноги уже не держали, по лицу текли дорожки слёз, сердце заходилось бешеным грохотом, но я не останавливалась. Лучше упасть замертво, чем отдаться тьме. Быстрее! Впереди забрезжил просвет. Зверь замер на самой границе леса. Спасение рядом? Ещё несколько шагов!
Я едва успела остановиться на краю огромной пропасти. В бездну из-под ног посыпались камни, потонули в пустоте, так и не достигнув дна. Противоположный край было не разглядеть. В вышине грозовые тучи доедали остатки луны. А сзади уже гудела мертвецкими голосами беспроглядная тьма. Валила высоченные сосны, мгновенно иссушая и разнося в труху. Смердела тленом и гнилью. И цвыркала-скрежетала, протягивая к нам щупальца.
Он был там, мой суженый, в самом сердце. Это он крушил и убивал всё живое, он был самой тьмой!
Огненный зверь затравленно бегал вдоль обрыва, не находя выхода. Оборачивался на погибающий лес, рычал, полнясь бессильной злостью, и продолжал кружить.
Тьма замерла на опушке. Суженый снова протянул руку. Позвал меня по имени. Тогда я решилась, не желая, чтобы из-за меня погиб и зверь. Да только он вдруг выскочил вперёд, обнажив клыки. Острые пики кинулись наперерез, но тут же загорелись от жара огненной шерсти. Пламя заполонило тьму. Вспыхнул чудовищный пожар, очищая мир от живых и тлена разом. Но ни я, ни зверь уже не видели этого, растворившись в огненных языках.
***
— Не осталось больше у Небесного повелителя владений, чтобы наделить ими младшего сына, — заскрипел над ухом нянюшкин голос. — И велел ему отец во всём подчиняться старшим братьям.
Я вздрогнула и больно укололась об иголку, воткнутую в растянутую на пяльцах ткань, что лежала у меня на коленях. Выступила кровь. Пришлось скоренько её слизнуть, чтобы не испортить вышивку, над которой я корпела весь последний месяц.
Надо же, заснула посреди бела дня. Да ещё на жёстком стуле в неудобной позе. Нет, нельзя подолгу за работой засиживаться, а то и не такая муть приснится. Так всегда папа говорил, когда я прибегала к нему в слезах после очередного кошмара. Мы не ясновидцы, наши сны не сбываются. Да и какое зло может угрожать за неприступным рвом и толстыми стенами родового замка, охраняемого доблестными рыцарями из ордена Стражей?
В угловом камине уютно потрескивали смолистые сосновые поленья, обогревая маленькую гостиную, в которой мы с нянюшкой дожидались Вейаса. Пока моего остолопа-близняшку учили фехтовать и пользоваться родовым даром — телепатией — мне приходилось вышивать дурацкие узоры и выслушивать бесконечные наставления о хороших манерах и добронравии. А порой так хотелось ненадолго сбежать в лес и насладиться свободой.
— Но младший сын был горд и вольнолюбив, — продолжала нянюшка, совсем забыв, что я уже слышала это сказание, как и все другие, добрую сотню раз. Но мне нравились её истории. Они словно переносили во времена, когда мы с братом, совсем ещё крохи, трепетали от каждого слова и прятали головы под одеяла, если ветер завывал и бил в ставни в самые жуткие моменты.
Я тревожно выглянула в окно. На улице уже сгущались серые весенние сумерки, но Вейаса всё не было. Опять развлекается с какой-нибудь служанкой? А ведь обещал с нами посидеть. Сколько ещё таких вечеров осталось? После церемонии взросления нам придётся расстаться: я уеду в замок своего будущего мужа, а Вейас отправится проходить испытание, чтобы стать полноправным членом нашего ордена.
— Отказался он подчиняться отцу и братьям. Оставил небесную благодать, а вместе с ней имя и даже лицо. Вступил на тропу нетореную, чтобы самому решить свою судьбу, — голос нянюшки опустился до хрипловатого шёпота, заставляя ёжиться от напряжения. — Долго скитался Безликий по свету неприкаянным, стоптал семь пар железных башмаков, изломал семь железных посохов, изглодал семь железных хлебов прежде, чем обрёл свои владения. Была та земля широка и плодородна, но кишмя кишели на ней демоны, мешали возделывать поля, пасти стада и строить новые села. Покликал тогда Безликий самых смелых из охотников и повёл их в поход против злокозненных тварей. Кололи их копьями, секли топорами, стреляли луками, три человеческих жизни бились, пока не очистилась земля от скверны. Но когда затрубили горны победы, Безликий почувствовал смертельную усталость. Наказал он охотникам создать орден, который бы хранил всех людей от демонов, а сам удалился на край земли. Но белоглазые вёльвы говорят, что ушёл он не навсегда, а лишь уснул до поры.
— Да-да, и проснется, лишь когда наступит конец времён, — непочтительно заявил Вейас, вваливаясь в комнату с удовлетворённой ухмылкой на смазливом лице. Хорошо развлёкся, по всему видно. — Никогда не понимал этой истории. Если Безликий наш покровитель и повелитель, то почему он дрыхнет, пока его мир катится демонам под хвост?
Испортив волшебство нянюшкиного сказания, Вейас в грязных сапогах развалился на обитом дорогим голубым бархатом диване.
От раздражения захотелось заскрежетать зубами. Конечно, куда нам с нянюшкой до его распутных девок. Лучше бы вовсе не приходил!
— Глупый! Ты ничего не понимаешь в настоящих историях, — поддела я. — Безликий не дрыхнет, а набирается сил в ожидании последней битвы. А люди ещё должны доказать, что достойны спасения. Правда, нянюшка?
— Так откуда же мне знать, что думают боги? — развела старуха узловатыми морщинистыми руками. — Людям о том судить не дано.
— И кто из нас глупый? — Вейас швырнул в меня подушкой. Едва удалось поймать её у самого лица.
— Всяко умнее тебя.
Вейас самодовольно сцепил пальцы в замок и смачно ими хрустнул. Я подкралась и стукнула пустомелю по бестолковой башке, пока он упивался собственным невежеством. Брат зарычал. Мы сцепились клубком, барахтаясь и скача по дивану, как в детстве. На мгновение показалось, будто мы вернулись в ту счастливую пору, когда в нашей жизни ещё не было ощущения, что всё вот-вот закончится.
— А ну-ка хватит!
Нянюшка схватила нас за воротники и хорошенько встряхнула.
— Ишь, расшалились! Взрослые же совсем, а все дерётесь как дети малые. Тебе, Лайсве, вообще стыдно должно быть: свадьба скоро, дети, хозяйство, весь дом одной вести придётся, мужа голубить, а ты всё брата задираешь. Женщина должна быть кроткой, покорной и ласковой, а не дерзить и кулаками размахивать.
